Преданный

Ночевал я на диване у тетки, и меня очень тревожили звуки, доносившиеся из теткиной спальни. Даже в два часа ночи тетка с юристкой вели себя довольно шумно, пока я лежал в темноте, так и не сняв ни брюк, ни рубашки. Я натянул одеяло до самого подбородка и стал думать о том, как Бон убьет Мана, как я занимался сексом с Ланой, все это время с легким ужасом вслушиваясь в то, что творилось за теткиной дверью. Из-за этой двери и раньше раздавались всевозможные звуки, когда там бывал ППЦ или доктор Мао, но те звуки были приглушенными, знакомыми. Источником звуковых пертурбаций обычно выступала скрипевшая теткина кровать, диапазон которой менялся в зависимости от гостя. ППЦ спринтовал или галопировал, изо всех сил мчась к месту назначения; доктор Мао был фланером, изредка он ускорялся, но чаще всего просто слонялся из стороны в сторону. ППЦ кончал горловым всхрипом, ставя восклицательный знак в конце Истории! Доктор Мао закруглялся затяжным медитативным выдохом, многоточием, указывавшим на неизвестное, еще не наступившее будущее… Тетка же редко издавала какие-то звуки, разве что тихо постанывала да тяжело дышала. Теперь же, судя по акустическим свидетельствам, она вела себя как зритель на спортивном соревновании, то и дело подбадривая хорошего игрока. Она, наверное, смотрела футбол, потому что пару раз я слышал, как она кричала ГООООООООООЛЛЛ, ну или что-то в этом роде. Поначалу звуки, которые издавала она и ее мужчины, мне мешали, но вскоре меня куда больше стали занимать ее молчания. Однажды я даже засек на часах, сколько времени прошло между одним вырвавшимся у нее звуком и следующим, – четыре минуты тридцать две секунды, на тридцать третьей секунде она наконец что-то пробормотала. Почему она молчала? О чем думала? Что чувствовала? Из этой плодородной тишины у меня в голове разрослась удручающая лоза, и ее побеги как бы намекали, что, быть может, и я за время моих многочисленных контактов с женщинами не услышал каких-то молчаний… потому что слушал только себя.

Через силу слушая, как тетка мгновенно реагирует на красивую и неулыбчивую юристку, я вдруг почувствовал, что ни во что больше не верю. Когда женщины говорили мне, что я лучший, что это все – лучшее, что с ними случалось, или хотя бы что им все очень понравилось, – они действительно так думали? Что там мне сказала Лана в наш с ней посткоитальный миг? Это было просто великолепно! А если она лгала? Что, если у нас с ППЦ и доктором Мао куда больше общего, чем мне казалось? Я думал, что моя тетка просто не из тех, кто во время секса выражает свои чувства вербально. Но нет! На все происходившее за дверью тетка отзывалась ономатопеей удовольствия, отчего мне делалось ужасно неловко. Почему меня это не заводило? Секс был фееричный, красивая и неулыбчивая юристка профессионально разложила тетку. Вот и мне следовало бы возбудиться!

Даже когда они перестали забивать голы и крики поутихли, звуки – правда уже другого рода – все равно доносились из спальни. Чем же таким загадочным они там заняты? Неужели они… общаются? Хоть я и не слышал, о чем говорили, удивительнее всего было то, что они вообще о чем-то разговаривали. Я мог по пальцам пересчитать, сколько раз я post coitum разговаривал с лежавшей у меня под боком красоткой. Ну, конечно, я мог сказать какие-то вежливые слова, похвалить за хорошо проделанную работу, но чтобы прямо разговаривать? О чем? Что две женщины могут столько времени обсуждать? Я вслушивался изо всех сил, но это так и осталось для меня тайной. Я больше не мог подслушивать, спать я тоже не мог, поэтому, включив свет, принялся за единственное доступное мне чтение, «Восточные истоки империи зла». Мои расчеты оказались верными, книга отвлекла меня от настораживающей беседы, которой я не слышал. Во-первых, там было оглавление, с названиями глав вроде «Америка: сила добра», или «Кулак власти, рука дружбы», или «Свободе стены не помеха», или «Ислам: преданный союзник в борьбе с коммунизмом». Английский акцент Хедда звучал у меня в ушах с нашей единственной с ним встречи, когда Генерал затащил меня к нему в надежде, что привлечет его на свою сторону и тот поможет Генералу отвоевать нашу родину. Хедд, великий ученый муж. Хедд, международный обозреватель. Хедд, друг мировых лидеров. Хедд, крупная рыба в мутных водах вашингтонского мозгового центра. И даже Хедд-рыцарь! В справке об авторе был указан титул – он сэр Ричард Хедд!

Я открыл последнюю страницу, потому что любил узнать, чем закончится триллер, перед тем как начать его читать, а книга Хедда явно принадлежала к этому столь презираемому всеми жанру. В основе захватывающей истории лежала великая борьба между коммунизмом и демократией, служившей просто-напросто эвфемизмом для капитализма. Как и во многих триллерах, тут не было никакой интриги, потому что хорошие ребята обычно никогда не проигрывают, даже если кого-нибудь из них и убьют по ходу сюжета. Тут мой взгляд упал на заключительные слова книги, и последнее предложение огрело меня по голове как бумерангом.