Праздник

А Капустин продолжал говорить, не сходя с места. Будто желал проверить наличие контакта прежде, чем они отчалят от “Тойота-центра”. Чтобы в случае обрыва быстренько найти и устранить.

– Домашнее задание завтра будешь делать? Или лучше сегодня?

Она соорудила большие глаза: как много слов в один заход. Но отец всерьез ждал ответа, и она ответила – через силу, комкая фразы – как актриса, уставшая в сотый раз прогонять одну и ту же пустяшную сцену из-за никчемных партнеров.

– Я же от бабушки. Заставила сразу после школы все уроки сделать.

– Да, бабушка, она такая, – подтвердил Капустин и потрепал дочку по плечу. – Что, поехали домой?

– Мммм.

Ау! Ау-у-у!

Глухо.

 

В машине он всё так же неуклюже пытался нащупать тему, которая хоть ненадолго увлекла бы дочь. Разговор обрывался на третьей-четвертой фразе. Предложил заехать в гипермаркет за сладостями. Сладкоежка Лера решительно отказалась.

– Я на диете, если чо.

В неполных пятнадцать – на диете… Это, разумеется, Мария Константиновна. Успела девочке мозги промыть. Капустин так и видел, как, выведя Леру на середину комнаты, бабушка проводит генеральный смотр – обходит ее вокруг, всплескивая руками и качая головой: ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй, тут висит, тут выпирает… Ее бы в “Тойота-центр: пугать и агитировать она мастер.

Вспомнил об армии кошек, расквартированной во дворе бывшей тещи. В последнем подъезде жила заядлая кошатница. Лера любила про кошек вспомнить: как они там сидят шеренгой на лавочке, как с веток прыгают прохожим прямо под ноги. Раньше любила.

– Как там кошки?

– Живут… кошки…

И весь разговор.

Можно, конечно, и в молчанку поиграть.

Дежурный вариант – наорать: хватит отца третировать, сколько можно!

Не исключено – выскочит на первом же светофоре.

Лучше уж в молчанку.

Ее на этом поле не переиграешь, понятно.

Рано или поздно крышу сорвет.

И тогда – дежурный вариант.

Противно все-таки заискивать перед собственной дочкой.

 

Развелись беспричинно.

Не ругались, отношения не выясняли. Никто на сторону не гулял. Затаенных обид, сдетонировавших ввиду истекшего срока хранения, вроде бы, тоже не было. Просто в один прекрасный день признались друг другу, что давным-давно друг для друга умерли. И новый статус нужно было закрепить документально.

Финальный разговор состоялся в постели перед сном.

– Совсем пусто, всё выдохлось, ни грамма не осталось.

– Да, понимаю.

– Так не может продолжаться.

– Согласен.

– Нужно развестись.

– Как скажешь. Конечно.

– Я не со зла. То есть… черт! Не знаю, как сказать… Чушь несу какую-то. Устала. Всё как-то… бессмысленно… Из жизни роботов… Прости. Я тоже виновата, конечно…

Капустин вполне понимал насчет бессмыслицы.

По вечерам встречались усталые, немые. Ужин, душ, телевизор. Лера с подружками или в интернете.

– Уроки сделала?

– Сделала.

– Завтрак в школу собрала?

– Собрала.

– Спать собираешься?

– Собираюсь.

– А одежда?

– Чистая.

Периодически задумывался – чаще всего перед сном. Пытался, как умел, добавить огоньку в семейную жизнь. В кино ходили, в рестораны. Правда, редко. На утверждение мужского начала сил оставалось всё меньше. “Ну, так попробуй попаши с мое в этой потогонке”, – злился Капустин.

Ужин, душ, телевизор.

Ночью он проснулся с неожиданно ясной и холодной головой и разбудил Галю. Всё так же полушепотом, чтобы не разбудить дочь, они договорились о разводе.

– Жить Лера будет со мной. Мы к маме переедем.

– Хорошо.

– Я скажу ей о разводе. Но ты ее, пожалуйста, против меня не настраивай.

– И не собирался.

– Квартиру я трогать не буду. Ты только завещание на Лерку составь.

– Какое завещание?! Мне ипотеку еще пять лет платить.

– Вот именно. Завещание никогда не помешает.

– Ладно.

– Машину себе оставляй. Мне там до работы два шага.

– Спасибо. Я тебе половину суммы отдам.

– Что?

– За машину. Выплачу.

– А. Хорошо. Как хочешь.

– В банке с кредитом могут быть проблемы.

– Можно не оформлять пока развод официально. Мне всё равно.

– Хорошо.

 

– Пап, где пульт?

Плюхнувшись на диван, Лера принялась шарить под подушками, искать пульт от телевизора. Капустин поставил на журнальный столик блюдце с остатками шоколада. Сказал:

– Ну его. Давай поговорим лучше.

Шоколад долго лежал в холодильнике, успел покрыться белесым налетом. Маленькая Лера говорила про такой: “Припудрился”.

– В школе все в порядке?

– В порядке.

– Я, в смысле – в классе, с друзьями.

– Мммм.

– Никто ничего не говорит? Насчет того, что твои родители разошлись и… ну… знаешь, как бывает…

– Не, не знаю.

Капустин попробовал рассмеяться.

– Ну, да… откуда…

Собственный смех, топорно фальшивый, шарахнул по ушам. Но нужно же как-то ее растормошить.

– Слушай, а давай в бадминтон? – спохватился Капустин; когда-то Лера могла часами упрашивать его выйти с ней на спортплощадку, погонять волан. – Стемнеет еще нескоро. Ты ведь не забрала ракетки?

– Да ну, – Лера поморщилась. – Вилы.

– Может, завтра тогда? – потёр он руки, демонстрируя предвкушение игрой.

– Мммм.

Не взаправду всё. Разыгрывают друг перед другом роли. Каждый это понимает, и понимает, что другой понимает тоже. Но как это остановить, Капустин не знает.

Пошел зачем-то на кухню. Вернулся с полпути, спросил в лоб: