— Зачем, она мне танцует, песни поет. Врет хорошо.
— Про что врет? — спросил Николай.
— А что видит, про то и врет, красиво, как стихи.
— А почему это у тебя, Потемкин, фамилия княжеская? — поинтересовался Махотин.
— У нас все Потемкины, назвали так, вся деревня. Кто-то из наших у князя служил, давно… Теперь все коммунисты.
— Ты тоже коммунист?
— Я тоже коммунист, только взносы не плачу, некому платить. Был старик Бодхо, ему платили, он парторг был. Теперь умер. Парторгом никто не хочет быть, далеко в район ездить. Раньше парторгам водку давали, чай, табак, жене — тряпки. Теперь не дают, парторгов нет…
— Эх, а меня Митрофан Романыч обещал народным депутатом сделать, — вздохнул Махотин. — Весной в Кремль на съезд… а тут вышла история с вами! Надо было в тайгу уходить…
— Да пошел ты к черту! — возмутился Николай. — Тебя в Америку привезли! Поят, кормят, одевают, а ты скулишь!
— Ты помолчи! Пацан еще, со мной так говорить! — Махотин улегся на спину, поудобней. — Я не жалуюсь, я не знаю, что домой купить. Вроде, все нужно, а чего и не знаю, всего не увезешь. Сто тысяч все же денег…
— А ты, Филипп Ильич, конфет купи! — сказал Сафронов.
Все засмеялись…
Николай и Сафронов стояли у высотного современного офиса из стекла и стали. Десятки людей входили и выходили из здания.
Одна из машин вырулила из потока, остановилась. Из нее вышли Майкл и еще один солидный мужчина, в костюме, с дипломатом.
— Привет. — Майкл, улыбаясь, пожал руку Николаю. — Это Роберт.
Роберт тоже пожал руки Николаю и Сафронову.
— Александр, — представил его Николай.
В стороне стояли с брезентовыми свертками Потемкин и Махотин…
Они вошли в сверкающий многолюдный холл. Поднялись в лифте на третий этаж. Здесь было тише. Майкл ключом отпер одну из дверей, и они прошли в пустую комнату, где был только один стол и один стул…
Роберт капнул на камни растворами из нескольких пузырьков, посмотрел в небольшой микроскоп. Майкл, улыбнувшись, вышел. Сафронов и Николай переглянулись. Вошел еще один мужчина, с усами и крепкой челюстью, кивнул им, спросил что-то быстро.
— Бее хорошо! — Роберт убрал в дипломат инструменты.
Зашли еще двое, один — парень, другой пожилой мужчина с лошадиным лицом. Роберт убрал камни:
— Я очень рад, всего доброго, будет еще что-нибудь, обращайтесь к Майклу! — он положил на стол тоненькую стопку денег и пошел быстро из комнаты:
— Эй, а деньги!
Николай рванулся за Робертом и наткнулся лбом на ствол. Лошадиное лицо мужчины смотрело на него без выражения. Остальные двое тоже обнажили стволы. Сафронов сделал движение, что-то хлопнуло, и пуля пробила стол рядом с ним. На пистолетах были глушители.
— Вы что, ребята, — сказал Николай тихо.
Сафронова стволами прижали к стене, забрали у него наган. Вернулся Майкл. Улыбнулся.
— Скажи ему, что он вор, — сказал Сафронов. — Что я его найду.
— Ты ублюдок! — перевел Николай. — Я тебя убью…
— О, парень, ты не прав! Мы дали вам целую тысячу долларов. Это хорошие деньги! Привет!
Продолжая держать их на мушке, американцы быстро вышли.
Щелкнул замок…
— Привет, как дела! — Майкл помахал Махотину и якуту, стоявшим у выхода.
Остальные быстро садились в ореховый «Кадиллак». Махотин насторожился.
— Ладно, привет! — Майкл шел последним, и машина мягко рванулась.
Из дверей, расталкивая людей, выскочили Сафронов и Николай.
— Стреляй! — закричал Сафронов.
Якут скинул брезент, вскочив на крышу машины, стоявшей на обочине, поднял винтовку, но грузовик закрыл ореховый «Кадиллак».
— Цурюк! — вдруг закричал страшно Махотин. — Цурюк! — и заметался среди людей.
— На ту сторону! — Сафронов махнул Николаю, сам побежал по тротуару за машиной.
Николай, за ним Махотин, уворачиваясь от машин, побежали на ту сторону. Якут, на бегу заматывая карабин в брезент, бежал прямо по дороге. Машины встали на перекрестке. Якут почти догнал ореховый «Кадиллак», но тут машины тронулись. В заднем стекле «Кадиллака» мелькнуло испуганное лицо.
— Бей! — закричал Сафронов, поток машин отрезал его.
Якут на бегу дотянулся и вышиб прикладом заднее стекло. «Кадиллак» рванулся и ушел, набирая скорость.
— Все, ушли! — подбежал Сафронов.
— Ушли! — ответил Потемкин.
Они стояли на середине улицы, между двух потоков машин. На другой стороне остановились Николай и Махотин.
— И здесь воруют! — в отчаянии крикнул им через улицу Сафронов и плюнул на дорогу.
Люди останавливались на тротуарах. Смотрели из проезжающих машин…
Они стояли на безлюдном берегу океана.
— Что же не везет нам так, чем мы Бога прогневили? — сквозь зубы, чуть не плача говорил Сафронов. — Не любят нас, ребята, дома и здесь не любят, и домой, значит, не скоро… — он отошел и сел на песок. — Ищите себе другого командира, нет больше мне удачи…
— Брось, Сашка, — сказал Потемкин. — Найдем!
— Наган отняли… спасибо, пинка не дали, — прошептал Сафронов.
— Ладно, брат, успокойся! — Николай сел рядом. — Зато в Америке мы, брат, будет что дома рассказать…
Сафронов вздохнул, глянул на Махотина:
— Ты что кричал-то, Филипп Ильич? — он чуть улыбнулся.
— Я-то? Не помню, растерялся, что-то кричал… по-немецки что-то…