Праздник

- Да что мне фамилия? Вы на отчество посмотрите: Ильич! А Ильями нынче одних евреев зовут!

Но Адамчик Ланг Ленина вспомнил, да и Брежнев ведь тоже - и Сундук в ту ж минуту заткнулся.

А потом, со всех этих дел, Майкл в больницу попал: грыжа у него в паху вылезла. И этой вот грыже он до гроба обязан. Пока вырезали, пока швы срастались, а там еще освобождение на три месяца от тяжелых работ... короче, страсти улечься успели. На губу, конечно, отправили, но на том и забылось.

Впрочем, Майкл-то ничего не забыл. И если к стенке его припереть - не хуже Борьки все это житье-бытье обрисовать может. Но менять ничего не намерен. Болото - болото и есть, и какое семя ни брось - все как в прорву. Вот на волю вернемся - другой разговор. А здесь: солдат спит - служба идет, - вот и вся правда.

Дверь в санчасть была заперта, и Борька в нее постучал. Потом постояли, и он сапогом греметь начал.

- Кого черти носят? - появилась в окне жующая рожа.

Борька сразу за ухо схватился:

- Отморозил, Петюнь! Сил терпеть больше нету!

- Сейчас, - закрыл форточку Петька.

Потом лязгнул засов, и в щель пролезла рука с какою-то склянкой.

- На, разотрешь...

Но Борька навалился на дверь. Лешка тоже поддал - и они с грохотом влетели в переднюю.

- Поговорить надо, - сказал Борька и показал Лешке на дверь, чтобы засов на место задвинул.

Петька здоровый малый, на голову выше Борьки. Но сейчас какой-то испуганный. Прижался к стене, склянку в руке держит.

- Кто Валерку на губу засадил?

- Ребят, я все по-честному, все по-честному... - густо задышал Петька. - Я этих крыс три недели травил... Все помойки облазил. Мне в увольнение до зарезу надо. Трое суток командир обещал.

- Ну и что? - надвинулся на него Борька.

Петька сглотнул:

- Я ему больничный лист написал. Все как положено... А потом приказ из штаба пришел, чтобы лист я этот порвал...

- Кто приказал?

- Откуда я знаю?...

И Борька его ударил. Резко, так что голова на сторону отлетела и черный ручеек с подбородка закапал.

- Кто приказал?

- Не знаю! - загородился руками Петька.

- Замполит? Начштаба? Мартынов? - перечислял Борька.

- Может, Желток? - предположил Лешка.

Но Петька лишь тряс головой, и Борька ему в живот

заехал, а когда он присел - снова по морде, так что Петька на пол грохнулся. Со стены свалился плакат, звякнула склянка.

- Желток? - насел Борька.

- Мне в увольнение надо! До зарезу надо!...

- Тебя ж, сволочь, врачом здесь поставили! Ты же клятву давал!

- Не бей! - закрыл руками затылок Петька. - Не бей! И Лешка принялся Борьку оттаскивать:

- Оставь! И так ясно.

- Нет, - вырвался Борька. - Валерка больной на губе киснуть будет. А эта вот сука с блядями тешиться! - и трахнул Петьку по темени, так что он носом в пол врезался. Что-то хрустнуло, Петька всхлипнул. И Лешка снова в Борьку вцепился.

- Сходит он у меня в увольнение! - еще раз ударил Борька и только после этого встал. Лицо у него было красное, капли пота над губой выступили. Теперь куда хочет может идти.

Борька вытер пот рукавом - и вдруг распахнул дверь в соседнюю комнату: там меж шкафами с медикаментами на белой кушетке сидел Желток. А на столе груда яблок. Штук десять, не меньше. Завидев Борьку, Женька привстал. Глаза его сделались круглыми, налились испугом. Кажется, ступит Борька еще один шаг - и Женька завоет, как баба.

Но шага Борька не сделал. Лишь на яблоки покосился. А потом взял Лешку за руку:

- Пошли отсюда.

- А яблочек я бы погрыз, - когда дошли до казармы, сказал Борька. Только не этих, холуйских.

На сугробе у плаца лежала крыса. Та, что вчера Сундук раздавил. Задубела с мороза, но пасть все такая ж открытая.

- Может, Майкл-то прав? - присыпая крысу снежком, спросил Лешка. - Надо было этому гаду из грелки отлить. В нашей шкуре лучше не рыпаться.

- Врет все твой Майкл! Все всегда врет! - опять загорелся Борька. - Тут лишь раз уступи! - и кулаки его снова сжались. - Мне б автомат. Я бы всю эту сволочь рядами укладывал. Лбы чтоб трещали, чтоб кровью захлебывались!... И ни столько, ни столько не жалко!

- Так нельзя, - поежился Лешка. - Так уж было однажды. Автоматами жизни не сделаешь.

- И черт с ней! Хуже не будет. Они нас как крыс, а мы им, значит, еще и подмахивай?!... Да лучше уж сразу с катушек - зато эту падаль, как она издыхает, увидеть!

- Что ж ты Женьку не тронул?

Но Борька не ответил. Только исподлобья как-то вдруг посмотрел.

- А шкура - это все треп, - уже спокойней сказал он. - Шкуру ты сам выбираешь. Думаешь, здесь поносил - там другую наденешь? А вот черта с два! Она и за забором останется. Потому что там такое ж дерьмо. Только пожиже.

- В баню - с песней! - распорядился Сундук. - Я вас, сссуки, на праздник отмою! Вечером - смотр. Так чтоб вы - бриты, вымыты, сапоги чтоб как солнце блестели!

В каптерке выдали связку кальсон, по огрызку серого мыла - и: "Левой! Левой! Левой!" - так все это за день обрыдло.

Маруся - раз, два, три

Калина черна моя!

- затянул Прошка Панькив,

Дивчина в са-а-а-а-аду

Ягоды рвала! - Раз, два...

- но никто не поддержал. Так один всю дорогу и надрывался.