— Не уходи в сторону, меня ты не сможешь обмануть. Разве не буржуазные мысли посещают тебя, когда ты едешь утром на работу, развалившись один в своей большой серебристой машине, а на улице холодно, противно, грязь, дождь, — и видишь унизительную очередь на маршрутку? Ты-то у нас — «успешный». Взял и заработал на машину. А они — не заработали. Пусть пеняют на себя, да?
— В этом смысле постперестроечный Владивосток как раз демократичнее некуда. Машины успели купить, пожалуй, все желающие. Не повышались бы пошлины — и остальные бы никуда не делись. У каждого бомжа было бы по автомобилю.
— И всё-таки не уходи от темы. У многих добросовестно работающих людей никогда не будет денег на машину. Не тебе, записному критику послесоветского периода и рыночного общества, это отрицать.
— А что я должен делать, по-твоему? Уйти в теплотрассу или упасть в канаву, если я не приемлю сложившийся в стране порядок? Глупо погибнуть, пойдя с булыжником на Кремль? Не дождётесь. Я переживу вас всех. Приспособлюсь даже к этим волчьим условиям. И к любым. Потому что я неглуп, энергичен и крепок. Вдобавок — молод, пока. Такие нужны всегда и везде. И у меня всё будет, да.
Но не в этом дело. Пусть у меня лично — всё хорошо. Почему из-за этого я должен быть доволен всем, что вокруг? Это логика сытой свиньи, не видящей дальше своего корыта. Мой «дом» и «сад» — это атомоход на полюсе, АЭС в Африке. Бывшие союзные республики, где я никогда не был и где побывал бы гораздо охотнее, чем в ваших заплывших дурным больным жиром Бали, Египтах и что там ещё есть, на Канарах разных.
И так далее.
Они ещё корректны, эти чиновники и артисты, критикующие правый руль. На интернет-форумах можно прочитать неприкрыто искренние мысли, лишённые даже самоцензуры: «Хватит ввозить металлолом из Японии, пусть дальневосточная сволочь идёт работать». Через этих откровенных юзеров, спасибо им, я стал лучше понимать, что вообще происходит в России в последние два десятилетия. И как понимать войну в Чечне — апофеоз перестройки. Каково было чеченцам, которых так называемое общественное мнение поголовно превращало в каких-то выродков, прирождённых террористов, заслуживающих одного только уничтожения? Мы, «дальневосточная сволочь», оказались в аналогичной, хотя и более мягкой ситуации. В Чечне температура оказалась выше — вот и полыхнуло, только и всего.
Раздваиваясь, я пытаюсь балансировать, преодолевая ограниченность каждой из позиций. Удержать и накрепко связать, примирить и переплавить свои антагонистические половины, получив на выходе, если этот выход вообще есть, что-то новое и прекрасное. Мы все правы, все. Если москвичей или тольяттинцев поменять местами с приморцами, ничего не изменится. Мы просто получим новые условия и тексты новых ролей. Между нами нет коренных ментальных противоречий. Все мы — взаимозаменяемые люди, универсальные артисты, которым достались разные амплуа. Приморцы выбрали правый руль не из вредности. Они оказались в таком скрещении времени и пространства, в котором логичнее всего было поступить именно так. У нас не было выбора в строгом смысле слова, была предопределённость. Другое дело, что со временем поначалу незначительные отличия становятся обособляющим культурным фактором.
В России формируются две отдельные нации. Условно их можно обозначить «бедные» и «богатые». Социальный разлом сочетается с ментальным и территориальным, который в нашем случае усугубляется мнимым, искусственно раздутым конфликтом правого и левого рулей. Предлагая поднять автопром, сконцентрированный на берегах Волги, Москва бьёт по Дальнему Востоку, и без того полупустому. Именно полупустому, а не полуполному. Ассоциации с известным психологическим тестом здесь неуместны, двух оценок быть не может.
Мы падаем в пропасть непонимания. Между не оформившимися до конца, но уже обозначившимися, почечно набухшими нациями занимается вялотекущая гражданская война. Пропасть ещё не глубока смертельно, потому что на её краях стоят люди, которые в основном сидели за одной партой советской школы. На любой из сторон находиться просто. Сложнее стягивать пропасть мостом. Иногда это вообще невозможно. Но пытаться надо всё равно.