— А что если я предложу ей создать совместное предприятие? Готов вложить свои форсы[2]. Опять же в долларах. Куплю, чтобы гнать эту мазь, импортное оборудование. Как думаешь, клюнет?
— Вряд ли.
— А если попробовать?
— Она послезавтра уезжает в Германию.
— Ничего, постараюсь успеть. Это годится? — поляк достал визитную карточку, патетически прочитал: «Тадеуш Бронич. Технический директор автосервисной фирмы „Будем знакомы“».
— Фирма? Да ведь у тебя просто автомастерская в каменном сарае.
— У нас теперь все фирмы. Модно. Платный сортир — тоже фирма…
— Давно я не был в Польше. Как цены?
— А что цены? Все есть и в Польше, и в Москве, и в Улан-Баторе, и в Лондоне. Мне вшистко едно — капитализм, социализм. Мне важно, чтоб на столе стояла бутылка экспортной «Выбровой», на тарелке — вендлина… ну как это по-русски… ветчина из Дембицы[3], а в постели лежала курва с длинными ногами. А для этого надо иметь много Абрамов.
— Каких Абрамов?
— Вот этих, — Тадек извлек из красивого мягкого портмоне несколько долларовых бумажек с портретом Авраама Линкольна, протянул их собеседнику. — Это тебе, зарплата. И это тебе, — из сумки он вытащил толстую пачку двадцатирублевок. Вернусь — добавлю, если, конечно, удачно съезжу.
— Спасибо, Тадек… «Пробу» видел?
— Да. Он сказал, что металл кончается.
— Хорошо, постараюсь.
— Старайся. Дело общее и интерес общий… Ну что, язда?
— Да, пора. Едем.
Они уселись в машину.
— В Жешув не собираешься? — спросил Тадек, съезжая на нейтральной скорости с холма.
— Возможно поеду.
— Загляни там к Збыху.
— Обязательно…
Той же дорогой «Вольво» миновала дачные участки и по накатанному асфальту вплыла в городские улицы, заскользила мимо магазинов с пустыми витринами, мимо троллейбусных остановок — всюду толпы людей, очереди. Притормозив на трамвайной остановке, ожидая пока народ вывалится из вагона, поляк сказал:
— Тебе когда-нибудь бывает жалко это быдло? Мне нет.
— Почему?
— Все получают одинаковый шанс, когда выскальзывают из утробы в руки акушерки. Но вот ты ездишь в «Жигулях», я в «Вольво», а эти, — он кивнул на людей, вдавливающих друг друга в трамвай, — так, как видишь… Тебе домой?
— Нет, я выйду в центре…
Трамвай двинулся. Тадек слегка нажал на педаль газа, и через какие-то секунды машина, уже далеко мигнув лампой правого поворота, сворачивала на одну из центральных улиц…
3
Поездка в Германию планировалась с зимы. Ехать должны были вдвоем: директор НИИ Альберт Андреевич Яловский и его зам по науке, заведующая ведущей лабораторией Елена Павловна Кубракова. Но в «верхах» поездку эту решали люди, привыкшие бегать в райком в пятницу, чтобы испросить разрешения помочиться в субботу.
К весне партнеры по переговорам из фирмы «Универсальфарм ГмбХ» отправили Яловскому две телеграммы, трижды звонили ему и Кубраковой: хотели наконец определиться. Яловский нервничал, испытывая неловкость перед фирмой. Звонил в Киев по разным иерархическим этажам, там отвечали: «Ждите, решаем». И Яловский и Елена Павловна понимали, что никто ничего не решал. Директор горестно вздыхал, Кубракова кричала: «Дерьмо! Когда же они наконец исчезнут из нашей жизни?!» Потом пришло сообщение, что руководителем делегации поедет начальник какого-то управления.
— Это еще что?! — грозно воскликнула Кубракова. — Кому-то лейпцигская шубка понадобилась? — С детских лет она слышала от матери, что после войны наши генералы везли своим женам и любовницам модные в ту пору шубы из лейпцигского котика. Шубные проблемы Елену Павловну не волновали, в холода она носила удобную теплую куртку. — Мне не нужен никакой руководитель делегации, — категорически сказала она. — Или мы едем вдвоем — я и вы, или этот руководитель отправится без нас, один, но с пустым портфелем. Никаких моих бумаг он не получит!
Яловский развел руками, понимая, что Елену Павловну с места не сдвинет, но все же сказал:
— Тогда нам вообще заволынят поездку: валюту дают они.
— Я достану валюту.
— Каким образом?
— Позвоню немцам и скажу, как есть. Они заинтересованы в нашем приезде не меньше, чем мы.
— Неудобно. Вроде побираемся.
— А мы и побираемся. И они это тоже знают. Для них это копейки, а дело сулит миллионы…
В итоге немцы сообщили, что приглашают Кубракову и Яловского за счет фирмы, даже сказали, что в Берлине и Остбаннхофе[4] их встретит представитель фирмы…
И наступил наконец день, когда она заканчивала сборы в дорогу, давала какие-то указания секретарше Свете — низенькой полной молодой женщине, скрупулезно исполнительной молчунье, которую неоднократно пытались сманить всякими посулами в разные богатевшие конторы за еще одно редкое качество она была очень грамотная машинистка, печатавшая десятью пальцами вслепую с невероятной скоростью.
— Кто бы ни звонил, меня сегодня нет, Света. Я уехала, умерла, испарилась, — сказала Кубракова.
— Хорошо, Елена Павловна. А если директор?
— Ну разве что… Ко мне есть кто-нибудь?
— Какой-то пан из польской фирмы, — Света подала ей визитную карточку.