— Я не спешу. Значит бульон, вырезку. Что, и деруны есть?
— Есть.
— Давайте!
— И вам пива?
— И мне… Мясо пусть не очень прожаривают.
Она ушла.
— Ты, однако, зануда, — сказал Войцеховский. — Как будто попал к «Максиму» в Париже.
— Кто бы думал, что в районной харчевне можно нормально поесть?
— Да это ж не государственный ресторан, а потребкооперации…
Они ели, обмениваясь новостями, которые каждый добыл.
— В общем почти все одинаково, — подытожил Скорик. — Неплохо. А вот красные «Жигули», на которых Кубракова отбыла, это уже новость. Приятная или нет — вопрос. С кем же она уехала, на чьей машине? — риторически спросил он.
— Ты хотел, чтоб я тебе сообщил номер, серию, модель, фамилию, имя-отчество владельца и с кем он спит? — хмыкнул Войцеховский.
— А что, если он спит с нею? — неожиданно сказал Скорик.
— Я с ним в долю не иду… Характер у нее, видно… Спать с ежихой удовольствие сомнительное.
— От таких стараются побыстрее избавиться.
— У тебя что, опыт есть? — вальяжно откинувшись, Войцеховский с наслаждением пил пиво и курил. — Кубраковой под пятьдесят, — он подмигнул.
— Ну и что?
— Климакс, предзакатная вспышка гормонов, краткая связь с молодым любовником, которого она стала тяготить необузданной страстью. И он решил от нее избавиться… Сюжет для романа-адюльтера. Но и в нашей с тобой жизни встречается… Думать надо. Искать машину и владельца… Что собираешься делать сейчас?
— Допросить администратора гостиницы. А ты?
— Посплю часок. Есть еще, оказывается, «верхний» мост, он вверх по течению, много выше места, где нашли труп. Вот и съезжу к нему. Да и скорость течения хорошо бы знать, — оглянувшись, Войцеховский позвал взглядом официантку.
— Сбросили с моста или в реку сиганула? — спросил Скорик.
— Всяко бывает, сам знаешь… Мне б чего-нибудь вместо поплавка. Разве что эту бутылку от пива. — Девушка, — обратился к официантке, — у вас пиво есть?
— Есть. Крапленое, крымское. Принести?
— Нет, вы посчитайте, что мы тут нагуляли.
— Вместе?
— Отдельно. Добавьте стоимость бутылки, я ее у вас покупаю. А вместо вина, пожалуйста, хорошую тугую пробку от винной бутылки.
Она торопливо кивнула, стараясь понять странную просьбу клиента.
Скорик сидел в каморке-кабинете директорши гостиницы за ее столом, сама же хозяйка и женщина, дежурившая в тот злополучный день, разместились под стеной на стульях.
— Товарищ Омелян заказал ей номер на сутки, — отвечая на вопрос Скорика, произнесла директорша.
— В котором часу она приехала? — спросил у дежурной.
— Я как раз смену принимала. Это в половине девятого. Слышу, остановилась под окном машина, потом эта дама вошла.
— А какая машина?
— Я в них не понимаю. Видела, что красная, да и занята я была, смену принимала.
— Она одна вошла или кто-то сопровождал?
— Одна. Я поселила ее в одноместный номер. Минут через десять она ушла, а вернулась вечером.
— Какие у нее с собой вещи были?
— Небольшая хозяйственная сумка, черная.
— Может быть кто-нибудь ей звонил, заходил сюда, спрашивал ее?
— Звонить-то может и звонили в номер. Этого не знаю. А спрашивать никого таких не было.
— В котором часу гражданка Кубракова покинула гостиницу на следующий день, в среду?
— В семь утра. Рассчиталась и ушла с той же сумкой.
— Вы не видели, эта красная машина ждала ее?
— Нет, никто не ждал. Окно дежурки глядит на улицу, всех кто входит и выходит видно. Одна ушла, а в сквере напротив, где киоск, еще газетку покупала… Вот беда-то какая, — вздохнула дежурная. — Семья, наверное, есть, муж, дети? — спросила осторожно.
— Может быть, может быть, — механически ответил Скорик. Он открыл кейс, чтоб сложить бумаги, и подумал, что надо бы осмотреть номер, в котором сутки прожила Кубракова. Спросил: — Номер после гражданки Кубраковой убирали?
— А как же! — ответила директорша.
— Что ж, на сегодня хватит… — «После уборки там, пожалуй, делать нечего», — подумал.
Уезжали они из Богдановска под вечер, уставшие, молчаливые, вроде перечеркнув и отбросив истекшие полтора дня. И как бы условившись о нежелании говорить о чем-либо, уселись в пустом «рафике» отдельно друг от друга. На сидении у заднего окна валялся бумажный мешок с одеждой Кубраковой.
«Вот он, тот переезд, где Омелян последний раз видел ее», — подумал Войцеховский, когда машина, притормозив, осторожно перевалила через рельсы, минуя будку и поднятый шлагбаум. Вскоре выскочили на автостраду, уходившую плавной дугой влево от реки. Не заметив, проскочили развилку со знаком «правый поворот запрещен», где, отделившись от шоссе, к берегу уходила грунтовка, там, внизу под высоким берегом текла река. Шофер прибавил газу, под колесами ровно и монотонно отозвался асфальт. Войцеховский клевал носом, иногда выплывал из липкой дремоты и на секунду тяжело подняв веки, снова погружался в сладкую пустоту.
Скорик, сняв туфли, положил ноги на противоположное сидение, бездумно смотрел в окно, за которым проносились поля с зелеными полосами еще маленьких капустных кочанчиков…
10