Чай с бутербродом из маринованной рыбы, на смазанном сливочным маслом ломтике батона, за журнальным столиком перед телевизором – что может быть лучше и приятней? Особенно в предвкушении отличной поездки, которая вот-вот начнется. Рюкзак собран и лежит рядом, остальные вещи ждут своего часа на стуле. Осталось только допить чай и доесть бутерброд и можно собираться. Делать это Илья старался по возможности быстрее.
– Опять анархисты? – Начала мать.
– Все люди, как люди. Только ты непонятно что. Тебя ведь посадят рано или поздно. Ты этого хочешь?
– В твое время уже семью заводить нужно, детей растить. А ты вместо этого ходишь в разными отбросами общества. Когда уже за ум возьмешься?
– Отвечай!
Было время, когда Илья с пеной у рта доказывал родителям, что простым обывателем ему не быть, что у него есть идеалы и просто так выкинуть их на свалку он не может.
На это ему отвечали, что времена пламенных революционеров остались в прошлом и ничем хорошим его «глупости» не закончатся. В конце концов Илья привык не обращать внимание на подобные лекции и просто делал то, что считал нужным.
– Все люди, как люди. Один ты непонятно что. – Мать сидела на стуле напротив Ильи и давала последние напутствия перед дорогой.
– Тебе уже 27 лет. Другие в это время семьей обзавелись, детей нянчат. А с тобой я никогда внуков не дождусь. Не надоело уже ерундой всякой заниматься? Когда детство у тебя пройдет?
Для Ильи весь монолог уложился во что-то длинное, непонятное, привычное, на что можно не обращать никакого внимания. Даже когда мать повысила голос до почти крика, он и этого не заметил.
– Да пойми же ты, нельзя так! Что с тобой будет через 10 лет?! Нас с отцом не будет – совсем пропадешь!!
На работе Илья сказал, что его бабушка выходит замуж. Никто в это, конечно, не поверил (хотя бы потому, что сам Илья не раз признавался, что никаких бабушек и дедушек у него нет), но шеф все равно отпустил его на пятницу. Потому, что по всему виду Ильи было видно: если сейчас не отпустить его к любимой бабуле, то в пятницу у него заболит живот или произойдет кратковременная амнезия с последующим прогулом работы. Зачем до греха доводить? К тому же план на неделю Илья сделал и, по большому счету, ничто не держало его в городе.
Лихая маршрутка везла его по горным серпантинам, лихо обгоняя другой транспорт. Лишь некоторые особенно обтекаемые иномарки решались соревноваться с нею. Причины для этого были вескими.
Дорога, по которой ехал Илья вела к морю, где бушевал пляжный сезон и толпы отдыхающих спешили сделать из своих бледных, соскучившихся по солнышку тел, что-то загорелое и аппетитное. К горным дорогам они не привыкли, не без основания опасались упасть с обрывов, которых вокруг было очень много.
А водитель маршрутки почти каждый день ездил по одному и тому-же маршруту, обгонять «тихоходов», для него было сродни сбиванию кегль в боулинг-клубе.
Илья вместе с остальными своими попутчиками подобного увлечения водителя не одобрял. Одна почтенная бабуля даже высказала водителю все, что она думает о его манере езды, но лишь молчание было ей ответом – за годы работы водитель и к реакции пассажиров успел приспособиться. Илья надеялся на лучшее и рассматривал быстро меняющие друг друга пейзажи за окном.
Он сидел с закрытыми глазами и размышлял. Со времени последнего первомайского «мероприятия» ему не давала покоя мысль: что это было тогда? Ответа он не находил.
Многие часы Илья потратил на то, чтобы сдвинуть взглядом карандаш, поджечь спичку или материализовать хотя бы рублей десять. Все было бесполезно. Все казалось глупостью. Бросить? Но ведь это действительно было! Он на самом деле делал то, что невозможно объяснить рационально.
Сотни раз Илья прокручивал в голове моменты «чуда», пытаясь нащупать взаимосвязи между ними, пытался найти хотя бы направление, куда нужно двигаться, чтобы еще раз почувствовать то восхитительное ощущение – проникновение во все, что можно окинуть взглядом. Чувство, что все, совершенно все ждет твоего решения, чтобы запустить странный и невозможный процесс изменения, которому нет объяснения. Которому даже название Илья до сих пор не придумал.
Кое-какие идеи у него появились.
С самого начала Илья решил, что процесс запускает стресс, критическая ситуация, готовая в любой момент выйти из под контроля. Но, подумав как следует, он отверг эту версию. Когда на мосту к нему с Гриней подошел лейтенант, он совершенно не боялся. Наоборот, он был абсолютно спокоен и уверен, что все будет хорошо. Какая же это критическая ситуация? Где стресс?
Чаще он вспоминал другое и перед глазами Ильи снова и снова начинала маячить милицейская фуражка и салон машины, меняющий свои очертания.
Сильное желание? Этого недостаточно. Миллиарды людей варятся в своей жизни, со всеми ее страстями и соблазнами. Если главное – желание, где миллиарды миллиардов зеленых купюр, взявшихся из ниоткуда? Где толпы людей, парящих в облаках?
Было еще что-то. Очень знакомое, близкое. Какая-то непонятная субстанция, которая, соединяясь с желанием человека, меняет мир вокруг. Но что это могло быть?