Существовала ли Организация вообще или нет, не имело значения.
Хотя сейчас Сара подумала, что, возможно, так оно и есть. Так ли уж это надуманно, в конце концов? Секты существовали. Белое рабство существовало. Неонацисты существовали. В конце концов, это не имело значения. Даже если все это было в его голове, даже если он был сумасшедшим, важна была его власть над ней. Власть продлить ее жизнь или отнять ее по своей прихоти.
Задняя дверь открылась, и она увидела женщину, стоящую на лестничной площадке в обрезанных джинсах и мешковатой футболке. Обычная на вид женщина, лет сорока, как и мужчина, не красавица, без лифчика, с длинными стройными ногами. Она мгновение смотрела прямо на Сару, а потом прошла на кухню. Включила воду и стала мыть руки.
- Все готово, - сказала она.
- Хорошо. Сара?
Пленница повернулась, чтобы посмотреть на него. Она услышала, как на кухне зашумела вода, и бумажное полотенце оторвалось от рулона, сандалии потопали по полу в их сторону. Она знала, что женщина была с ними в комнате, но не отводила от него глаз ни на мгновение.
- Ты поможешь нам похоронить Виктора. Этим ты сделаешь две важные вещи. Во-первых, ты хорошо себя зарекомендуешь в глазах Организации. Фактически ты выполнишь их приказ. Второе... ну, назовем это неким сближающим фактором. Что касается полиции, если ты когда-нибудь решишь, что тебе нужно сообщить об этом, то не забывай, что сама являешься соучастницей убийства.
Мужчина смотрел ей в глаза, словно проникая в ее сознание и читая ее мысли.
- О, я знаю, о чем ты думаешь. Ты делаешь это под принуждением, да? Можешь так и сообщить об этом полиции, никаких проблем. Но Организация и это предусмотрела. Мы уже делали это раньше. У нас была практика. Как только мы закончим с Виктором, я посажу тебя с ручкой и бумагой, и ты напишешь нам несколько писем с указанием дат. Это будут дружеские письма - я скажу тебе, что писать, не волнуйся - как будто Кэт, ты и я - старые приятели с давних времен. Ты будешь писать, среди прочего, о том, как тебе трудно сделать аборт. Как будто мы все это время советовали тебе не делать аборт, и ты постепенно начинаешь смотреть на вещи с нашей точки зрения. Понимаете, о чем я? Затем в последнем письме ты спросишь нас: если ты решишь оставить ребенка, можно ли тебе приехать сюда на некоторое время. Понимаешь? Улавливаешь идею? Это будет выглядеть так, как будто ты здесь потому, что сама этого захотела. И точка.
- А как же даты на конвертах?
Она тут же отругала себя за то, что сказала это. Она прекрасно знала, что говорить без спроса опасно. Но она должна была попытаться как-то поколебать его уверенность в том, что он сможет выставить ее причастной ко всему этому кошмару. Она должна была дать это понять, не бросая ему вызов.
- Что?
- Конверты. На них должны быть почтовые штемпели. Датированные. Штемпели нельзя подделать.
Он улыбнулся.
- Кто же хранит конверты, Сара? Их выбрасывают. Но никто не удивится, если у нас сохранились письма от старой подруги. Вот и финиш. И, наконец, мы сделаем следующее: вернем тебе на минуту-другую адресную книгу. И ты впишешь туда наши имена своей рукой, словно мы были там все это время. Считай, что на этом все закончится.
Она полагала, что в каком-то извращенном смысле так оно и есть. Поверит ли полиция в это? Возможно.
В любом случае, женщина кивнула.
- Хорошо. - Он встал. - Пойдем. Кэт уже вырыла яму. Тебе выпала честь закопать его. Кэт, вы с Сарой берите его за ноги.
Она колебалась, борясь сама с собой.
- Я бы поторопилась на твоем месте, - сказала женщина.
Кэт. Ее зовут Кэт. Еще одно откровение. Голос Кэт звучал холодно, отстраненно. Почти отрепетировано.
- Твой отец играет в гольф в загородном клубе Фэйрвью, - сказала она. - Играет в основном по субботам. Ты знаешь, как легко застрелить человека на свободном поле? Из мощной винтовки? Помни, что мы тебе говорили, Сара. В твоих руках судьба твоих близких. Ты ответственна за многих других людей и перед ними.
Она сделала паузу, чтобы это дошло до сознания женщины. Так и случилось.
- Итак. Какую возьмешь, правую ногу или левую?