Пятнадцать Ястребов встали по выжженному внешнему кругу и взялись за руки, создавая еще один барьер. Холодный, пронизывающий до костей ветер взвился над полем, раздувая костры и растворяя в себе дымовые фигуры. Я знала, что это не обычный ветер, а магический, призванный силами, вызванными моими воинами.
Меня охватила дрожь, и в то же время прошиб холодный пот. Со всех сторон сдавило так, что не продохнуть, на голове зашевелились волосы. От царившего внутри моего круга напряжения даже зубы заныли, но я продолжала стоять прямо, крепко сжав руки в кулаки.
Полилась тихая мелодия, и на древнем языке запели все девушки, призывая ко мне стихию, одну за другой. С каждым словом моя дрожь усиливалась, на лбу выступила испарина, и, кажется, поднялась температура. Густой воздух, пропитанный дымом и ароматами растений, давил и напирал, стараясь замесить меня, как тесто. Пошатнувшись, я вскрикнула, снова вытягиваясь по струнке, не пытаясь сражаться с магией (бесполезное занятие), но стараясь не позволить ей делать со мной все, что вздумается.
К женским голосам добавились тихие и вкрадчивые мужские, создающие фон и читающие молитвы, взывающие к Таврике и Астеону, двум главным светлым богам всего пантеона ведьм. Вскоре я перестала вслушиваться в слова, полностью поглощенная таинством. Все звуки слились в монотонный гул, пламя костров взметнулось до небес, а лепестки, создающие границу моего круга, поднялись вверх и застыли в воздухе, словно в невесомости.
Вдалеке прогремел гром, и, не выдержав, я рухнула на колени. Тремя ослепительными вспышками просверкали когтистые молнии. Все тело скрутило, и я свалилась ничком, чувствуя холод. Странный лютый холод коснулся меня изнутри, не тела, а, казалось, самой души. До тошноты закружилась голова, и я зажмурилась, не зная, как еще это перетерпеть.
Зажмурилась и оказалась в белом бескрайнем пространстве без стен, пола, потолка, окон или еще чего-либо. Слепящий белый свет лился отовсюду, и прямо передо мной из него образовались две фигуры. Одна, при рассмотрении, оказалась девушкой, закутанной в белый балахон. Лицо ее скрывал глубокий капюшон, из-под которого спереди свисали темные густые волосы длиной по пояс. Вторая – серебристая рысь с шерстью, испускающей волшебное зачаровывающее сияние. Рысь села подле фигуры в балахоне и насмешливо, с чувством собственного превосходства взглянула на меня, тряхнув кисточками на ушах.
Белая изящная рука откинула капюшон назад, и я в шоке уставилась на нее. Яркие зеленые, без зрачков, глаза, тонкие черты лица, на бледной коже ни единого признака усталости или недосыпа, не говоря уже о морщинках. Передо мной стояла я сама из прошлого. Такая, какой я была до смерти матери. До наказания у Позорного столба.
– Добрый час, Виктория, – улыбнулась она, и рысь фыркнула.
– Да уж, привет тебе, о наиглупейшая из своего рода, – добавила рысь после того, как я-прошлая требовательно взглянула на нее. – Я – Люция, дух-хранитель твоей династии, тупица, нечего так глазеть на меня.
– Люция! – укоряюще одернула ее девушка.
– Что «Люция»? Она меня шизой вон сколько времени называла, а я уж и подерзить не могу? – распушила шерсть Люция, возмущенно встопорщив усы.
– Так это ты была в моей голове… – ошарашенно выдавила я, смотря на духа-хранителя.
– Ну не Элвис же Пресли! – рыкнула она, тряхнув головой, отчего серебристое сияние рассыпалось искрами, разлетающимися вокруг.
– Я, между прочим, думала, что с ума схожу! – возмутилась я.
– Только думала? – язвительно переспросила рысь. – То есть наличие в твоей жизни самого чокнутого поступка среди ведьм за многие-многие века тебя на эту мысль не подвигло?
– Виктория, Люция, позже наговоритесь, – призвала нас к порядку я-прошлая.
– Это вряд ли, – в унисон сказали мы с Люцией, что вызвало у нее улыбку. Что-то я не припомню раньше за собой такой безмятежности… Может, это какая-то улучшенная версия меня?
– Где мы? – спросила я, оглядываясь. – И ты… Ты – это я, да?
– Верно, я часть тебя, та, что отвечает за магическую составляющую, – кивнула девушка. – Мы в отгороженном уголке твоего сознания, в котором ты заперла меня, отказавшись от магии.
А, теперь понятно, почему она такая… такая умиротворенная. Магия, гармония, медитации. Учитывая, что до сих пор мне не высказали ничего осуждающего, она также терпелива. Странно размышлять о части самой себя, как о ком-то постороннем, но все же по-другому не получалось. Хотя бы потому, что она походила на меня только внешне. Не припоминаю за собой такую безмятежность, даже планы обычно разрабатываю в движении, постоянно меряя шагами землю.
Я жалобно посмотрела на саму себя:
– Ты меня простишь? Вернешься? – Это прозвучало унизительно жалобно, умоляюще и оттого уместно. Я была не в том положении, чтобы требовать. Следовало забыть о гордости, признать ошибки и надеяться на милосердие и понимание.
Она весело рассмеялась, откинув голову, и Люция что-то проворчала себе в усы. Наверняка очередной колкий выпад в мою сторону.
– Мы с тобой – одно целое. Главное, что ты увидела свою ошибку и выучила важный урок.