Право быть

Иди к нам, сладенькое. Ты же послушный ребёнок, правда? Ты делаешь то, что тебе велят, а мы не велим плохого. Мы просим. Мы приглашаем.

Иди к нам!

Кажется, что всё тело наполнено звоном. Серебряным. Каждый клочок кожи зудит, словно от пчелиных укусов, ледяными иголками вонзающимися в плоть откуда-то изнутри. Зов? Очень похоже. И ему, как и всем прочим разновидностям приглашений на заманчивую встречу, невозможно противиться. Даже я не могу, потому что изо всех сил пытаюсь дотянуться до Борга, хотя знаю: не получится. Знаю, но... Верю. В успех? Скорее в силу серебра. Верю по странно простой, почти нелепой, но очевидной причине: металл не может и помыслить о неудаче, ведь в его многовековом существовании опыта разочарований не было. Не могло быть.

Забавно. Если никогда не проигрывал, у тебя оказывается больше шансов, чем у противников, одержать победу в любом задуманном сражении — благодаря непоколебимой уверенности в себе. Но как таковая уверенность могла родиться в сознании того, кто не проигрывал по той причине, что никогда даже не пробовал играть? Или зверёк успел урвать у меня не только немного глотков крови?

Ням-ням.

Кушать.

Скорее.

Немедленно.

Прямо сейчас!

Глаза Борга вдруг расширились, и назвать удивлением возникшее в них чувство было бы святотатством, потому что из глубин карих омутов всплыло самое настоящее, по-детски кристально чистое потрясение. А мгновение спустя великана окружило облако серебряной пыли, вырвавшейся из оков плоти.

Оно провисело в воздухе совсем недолго, меньше вдоха, чтобы потом резко потускнеть и рассыпаться по полу пеплом сгоревших надежд. Моя ладонь жадно сгребла в горсть чёрные крошки, до которых смогла дотянуться, стиснула и... Безвольно раскрылась, возвращая сор на прежнее место.

Мёртвые.

Магия, связывающая звенья серебряной цепи-змейки, истратилась на отчаянный рывок к свободе, и жизнь ушла из металла. Жизнь, которой и не было. Оно всего лишь притворялось, малыш. Похожее на тебя, но не такое, как ты. Собственно, ты — единственный в своём роде. Один на весь подлунный мир.

Серебро вздрогнуло и затихло, оставив меня наедине с чувством голода, теперь уже вполне поддающимся уговорам немного потерпеть, а заодно позволяющим побеседовать с кем-то кроме себя самого, пусть и единого в двух лицах.

— Борги?

Карие глаза неподвижно смотрели в одну точку, находящуюся вовсе не на мне. Зрелище печальное, но, поскольку сомневаться в крепости духа бывшего камня Опоры не приходится, предположим, что великан попросту собирается с мыслями, расплёсканными неожиданным событием.

— Как самочувствие?

Рыжие ресницы дрогнули, подтверждая, что мой собеседник находится в сознании, правда, осмысленности во взгляде прибавилось лишь самую малость.

— Слышишь меня?

Я уже отчаялся дождаться ответа, когда рыжий повернул голову из стороны в сторону, словно прислушиваясь к неведомым мне звукам, и недовольно скривился:

— Ты что-то сказал? У меня в ушах звенит. Да и вообще, звенит. Даже в кончиках пальцев. Так что говори громче.

— Это пройдёт, нужно только чуть подождать.

— «Это»? — Борг перевёл взгляд на пол, на чёрную крошку под ногами. — Что «это»?

— Серебро, которым тебя напичкали, больше не управляет тобой. Можно сказать, сбежало от своих обязанностей.

— Но почему?

Я прислушался к собственным ощущениям, и, хотя ничего разборчивого не обнаружил, мне показалось, что зверёк, впервые в жизни осиротевший, тихо плачет, зарывшись в глубокую нору. Если успел научиться плакать.

— Потому что ему предложили занятие гораздо приятнее бесправного пребывания на побегушках.

— Предложили? Кто?!

— Не смотри на меня так, не я.

— Только не уверяй, что ты вовсе ни при чём! Старался добраться до меня да такие рожи корчил, будто... Будто съесть хотел!

В каком-то смысле именно «хотел». И, чем фрэлл не шутит, если бы мне удалось ухватить рыжего хоть за палец, неизвестно, как бы всё обернулось. Может статься, я сожрал бы своего знакомца вместе с заговорённым серебром, и тогда зверёк уж точно вырос бы.

Бррр! О подобных последствиях лучше не думать. Если и тех слёз Ка-Йен, что попали мне в кровь, хватило пусть не на захват, но на временное подчинение сознания чужому влиянию, даже крохотная горсточка ощутимо нарушила бы равновесие. И отнюдь не в мою пользу.

Всё, отвлекаюсь, отвлекаюсь, отвлекаюсь. Какое занятие сейчас предпочтительнее всего для размышлений? Конечно, настоятельная потребность в пище телесной!

— Я и сейчас хочу. И буду крайне признателен, если ты оторвёшь свою задницу от нагретого местечка, возьмёшь корзинку, вынешь оттуда хлеб и поделишься со мной хотя бы маленьким кусочком. А то мне тебя тоже плоховато слышно... Живот урчанием заглушает.

Борг непонимающе моргнул:

— Взять корзинку?

— Ну да.

— Но я же...

— Всё ещё не прогнал из ушей звон? Тогда повторю. В тебе больше нет серебряного надсмотрщика. Понимаешь? Ты свободен.