— Видишь ли... — Эх, всё-таки придётся углубиться в давнюю историю. — Много веков назад в одной семье начали рождаться дети, одарённые способностью воздействовать на воду без применения какой-то особой магии. Они просто говорили с водой, и вода их слушалась. К примеру, захотелось им немного льда посреди жаркого лета — попросили и обрели просимое. А вокруг ничего не изменилось, и даже самый наблюдательный маг не заметил бы колебаний Силы.
— Так не бывает!
— Бывает. Этим свойством были наделены их тела, а умение приходило с возрастом и каждодневными занятиями. Но вода ведь течёт не только в руслах рек и ручьёв, она наполняет и нас... Не знаю, почему этому роду не удалось подчинить себе весь мир. Впрочем, и от одной женщины, как оказалось, может исходить очень большая опасность.
— Она заговаривает кровь?
— Время от времени. По крайней мере ей ничего не стоит заставить нас уснуть или умереть, просто остановив кровоток, и для этого не потребуется ничего, кроме её желания.
Рыжий растерянно взъерошил пятернёй волосы.
— Но если она так могущественна, зачем тогда понадобилась та трава?
— Она одна, Борги. Понимаешь? Одна. Ей не добраться до всех сразу, а с ворчанкой всё стало бы намного проще. Довольно было бы подчинить себе нескольких человек, снабдить их приворотным зельем и отправить на четыре стороны. При удачном стечении обстоятельств через пару лет весь мир бы стоял перед ней на коленях.
— Не хочется верить.
— Не верь. Да и не будет так, как я сказал, потому что о ворчанке уже известно, а значит, надо искать другие способы. Или растить новую траву.
Проще всего было бы заманивать людей на берега лунного озера и дарить приют освободившимся душам, но в здравом уме никто не заставит себя пересечь границы чёрно-белой Нити.
— Как думаешь, вырастит?
— Наверняка.
Борг зло ударил кулаком по колену:
— Мы так много узнали, а что толку? Сидим здесь и не можем ничего сделать!
— Если тебя это утешит, и никто бы ничего не смог. Нет никакого смысла отправлять сюда даже лучших воинов, потому что они будут или умерщвлены, или подчинены.
— Она настолько всесильна?
— Увы.
Привираю, пусть и самую малость. Со сколькими сразу могла бы справиться говорящая? Нас четверых у костра она одолела очень легко, а с серебром почти истощила себя. Почему? Наверное, разница в объектах воздействия: на людях она уже напрактиковалась вдоволь, так что хаос в рядах нападающих был бы посеян успешно и быстро. Капризы моего зверька потребовали совсем иного вмешательства, находящегося за границами уже привычного для женщины общения. Впрочем, будь у неё побольше времени, и для живого серебра была бы создана и отточена механика влияния. Но, слава Пресветлой Владычице, чего-чего, а лишнего времени у моей тюремщицы не будет. Правда, для людей она остаётся по-прежнему опасной угрозой, напрашивающейся на... Скажем так, на противодействие. Но какое? Армию отправлять на бой с таким врагом нельзя. Нет, здесь лучше всех прочих подошёл бы наёмный убийца, выполняющий заказы с большого расстояния. Всё, что необходимо, — лишь указать цель, но единственные, кто способен это сделать, сидят на пятых точках, как привязанные. Хотя почему «как»? Просто привязи у нас с Боргом по-разному выглядят, но зато одинаково надёжны.
— Значит, всё было зря?
— О чём ты?
— Герцог умер напрасно, да?
Как же сильно его царапнуло это событие... Но, может быть, так и надо? Может быть, именно угрызения совести помогают людям оставаться людьми?
— Не знаю. С одной стороны, опасность всё равно живёт и здравствует, если не стала ещё сильнее. А с другой... Его смерть дала выигрыш времени на размышления для всех остальных.
— Большой?
Хороший вопрос. Наверное, главный. По крайней мере для Борга, которого сейчас занимают только песчинки, слагающиеся в Вечность. Его личные. Да и я думаю о том же. О количестве шагов, оставшихся до Порога.
— День, месяц, год. Какая разница? Он пожертвовал собой, чтобы дать другим возможность хоть немного пожить свободными. Совершил своего рода отвлекающий манёвр, заставив противника отложить атаку. На поле боя такой поступок был бы удостоен награды.
— А в мирные времена вызвал одно лишь осуждение. И злость, — подытожил рыжий, видимо, вспомнив яростную отповедь Дэриена.
— Такова жизнь.
Он молча кивнул и какое-то время сидел, глубоко задумавшись, а когда заговорил снова, его голос был полон презрения. К самому себе.
— И всё-таки Магайон уходил как воин. Сам выбрал место, время и смерть. А мы... Мы умрём бесславно.
Ты прав, Борги. Тысячу раз прав. Но что поделать? Или отчаянно искать выход из тупика, или смириться с будущим, начертанным для нас чужой рукой. Я и сам не знаю, что лучше. Даже не знаю, что будет приятнее, поскольку пользы не жду ни от первого, ни от второго.
Мрачные мысли обычно не способствуют аппетиту, но, когда дверь нашего узилища отворилась и на пороге возник юноша с корзинкой в руке, я почувствовал, как желудок начинает скручиваться в узел. А всего-то ничего и требовалось: уловить аромат свежевыпеченного хлеба!