Правила бунта

Я вздыхаю, смеясь над иронией обвинения.

— Разве я тебя не предупреждал?

ГЛАВА 23

КЭРРИ

Я помню свой первый день в Вульф-Холле, как будто это было вчера. Была середина августа, и температура в Нью-Гэмпшире была такой высокой, что у меня случился тепловой удар, пока я тащила свой чемодан по длинной извилистой дороге в академию. Олдермен отказался провожать меня дальше подножия горы. Я плакала, таща за собой этот чертов чемодан, все три мили под палящим полуденным солнцем. Олдермен был воплощением доброты ко мне с того самого дня, как подобрал на обочине дороги Гроув-Хилл, штат Алабама, и поэтому я не могла понять, почему он просто бросил меня в трех милях от места назначения — места, которое он выбрал для меня — не проводив в целости и сохранности до входной двери. В этом не было никакого смысла.

Я не отвечала на его звонки и сообщения в течение первого месяца учебы в школе, все еще испытывая горечь из-за того, что он так жестоко обошелся со мной, но в конце концов сдалась. Мне хотелось знать, что такого сделала, чтобы расстроить его так сильно, что он бросил меня, и поэтому, наконец, подняла трубку и закричала на него в приступе ярости. Во время последовавшего за этим долгого молчания я начала думать, что Олдермен повесил трубку среди всех этих криков. Но потом он сказал: «Я не бросал тебя, малышка. Я отвез тебя так далеко, как только мог. Тебе нужно было понять, что ты способна пройти весь оставшийся путь самостоятельно».

Мне очень сильно хотелось пойти в среднюю школу. Олдермен знал это, но также знал, как я боялась оставить его после того, что случилось с Кевином. И только начала снова чувствовать себя в безопасности, и он хотел, чтобы я знала, что все еще достаточно сильна, чтобы постоять за себя. Тогда я не поблагодарила его за урок. Моя кожа все еще шелушилась от солнечных ожогов, и я была далека от одобрения его поведения, но с тех пор пришла к пониманию, что в его безумии был смысл.

Олдермен заботился обо мне всеми возможными способами с той ужасной ночи в Гроув-Хилл. Одел меня, накормил, приютил и дал доступ к лучшему образованию, которое можно купить за деньги. Все, что он делал, было для моего блага. Даже правила, которые он создал и заставил меня пообещать соблюдать, хотя они издевались и изводили меня в течение последних трех лет, были для моего же блага. И что я сделала, чтобы отблагодарить его за всю его доброту? Я его ослушалась. Нарушила правила. Я была недостаточно сильна, чтобы выжить без друзей.

А теперь... появился парень.

Я ухмыляюсь, как идиотка, пока спешу в академию. И все еще ухмыляюсь, замерзая, хотя теперь почти высохла, когда пересекаю входную дверь и поднимаюсь по лестнице. Не могу дождаться, чтобы лечь в постель и натянуть одеяло на голову, чтобы воспроизвести все моменты сегодняшнего вечера, томно переваривая их в голове, как кусочки тающего шоколада, чтобы смаковать их по одному за раз...

— Весьма неожиданно, мисс Мендоса.

Вот черт!

Я — живая статуя, рука на перилах, одна нога поднята между первой и второй ступенями лестницы. Выброс адреналина накатывает волной. О боже, кажется, меня сейчас вырвет.

Каблуки директора Харкорт стучат по полированному мраморному полу, когда она медленно приближается сзади. Я поворачиваюсь, напряженная, как доска, плечи подняты до ушей. Вот она стоит, все еще безукоризненно одетая в свой отглаженный брючный костюм, воротник рубашки так накрахмален, что, кажется, им можно порезаться. Уже далеко за полночь, а женщина выглядит свежевыглаженной и готовой начать новый рабочий день. Не удивлюсь, если обнаружу, что она спит в долбаном брючном костюме.

С испепеляющим выражением разочарования на лице она складывает руки на груди и смотрит на меня.

— Уже очень поздно для прогулок, Карина. Такого рода глупости я ожидала от других девушек, но не от тебя. Я всегда думала, что мы с тобой на одной волне. Никаких глупостей. Никакой суеты. Никаких проблем. И все же ты здесь, посреди ночи…

— Простите. Я... я... — У меня никогда в жизни не было неприятностей. И нет оправдания такому поведению.

Что бы сказала Мерси Джейкоби? Вероятно, что-то о принесении котят в жертву кровавой луне. Черт, нет, это не сработает…

— Мне бы не хотелось думать, что здесь замешано какое-то принуждение, — сухо говорит директор Харкорт. — Это очень разочаровало бы.

— Принуждение?

Какого хрена? Неужели она думает, что Дэш заставил меня... Нет, это не имеет смысла. Неужели она думает, что я заставила Дэша…

— Четвертый этаж не самый теплый, но комнаты значительно больше, чем комнаты на других этажах. Родители большинства девочек платят больше за эту роскошь. Олдермен… — Она понижает голос. — Когда-то Олдермен был мне хорошим другом. Я позаботилась о том, чтобы моя благодарность за его услуги была отражена в твоем счете за обучение. Мне бы не хотелось думать, что он пытался, э-эм, воспользоваться нашей дружбой, так сказать.

— Счет за обучение? Постойте. Я не понимаю. Четвертый этаж? — Я изо всех сил стараюсь понять. Мой мозг слишком вялый. Все это не имеет смысла.