Правдивый ложью

– Какой бой?! – простонал Тимофей. – Ну какой тебе бой ныне?! – склонился он ко мне.

– Словесный, – скромно пояснил я.

– Не будет боя, – вздохнул он, принявшись как-то загадочно разглядывать мое лицо и продолжая говорить: – Государь, опосля того как я тебя забрал, гонца подослал, кой поведал, что, мол, ежели я с тобой за обидку свою сочтусь сполна, так он особливо суровой кары надо мной чинить не станет, ибо поймет.

– Не уясню я что-то, – начал было я, но тут же полетел на пол.

Ох и тяжела казацкая длань. Хорошо хоть, что основная сила увесистого удара пришлась по скуле, а то непременно бы выплюнул парочку зубов. Впрочем, во рту солоновато. Попробовал на ощупь, так и есть – шатается один. Все-таки задел Шаров.

– Больно? – сочувственно поинтересовался Серьга, дружелюбно протягивая мне руку.

– Обидно, – процедил я сквозь зубы и демонстративно отвернулся от предлагаемой помощи, поднявшись самостоятельно. Кое-как стряхнул с одежды налипшую солому и укоризненно заметил: – Напрасно ты это, Тимофей Иваныч. Признаться, не ожидал.

– А что мне делать, коль ты такой дурень, – смущенно проворчал он. – Должон же я в глазах Дмитрия Иваныча чистым остаться. Ты мне приложил, – он потрогал разноцветные разводы, – а я тебе. Таперича вроде как квиты. А бежать умыслишь – поведаешь. Глядишь, чего-нибудь надумаем.

– Не за тем я ехал, чтоб бежать, – угрюмо возразил я, еще раз осторожно потрогав скулу.

Нет, я не обиделся на Шарова. Разве что немного, да и то лишь до его пояснения. Правильно мне заехал атаман. Ну что это за побои, если следов вообще не видно? Но и воспользоваться предложением Серьги я не собирался – во всяком случае, пока.

Вместо этого попросил:

– Там у меня ларец был приторочен. Его потом, кажется, Басманов забрал или еще кто. Ты бы съездил к государю своему и сказал, чтоб он бумаги, которые в нем лежат, вначале в одиночку прочитал, уж больно они тайные.

– Съезжу, – пробурчал он.

– Вот и хорошо, – кивнул я и, ежась, пожаловался: – А прохладно тут, – и похлопал себя по груди.

– От стен веет, – буркнул Тимофей. – Велю, чтоб пару попон принесли да соломки свежей. А уж боле звиняй, – развел руками он и язвительно заметил: – Приучайся спать по-козацки.

– Приучусь, – кивнул я. – Мне не впервой. – И попросил: – Ты бы о моих ратниках тоже позаботился. Ну там попоны, солома, поесть чего-нибудь.

– Тьфу ты, – сплюнул в сердцах Шаров. – Нашел о чем заботиться. Тут свой дом вовсю полыхает, а он у соседей стену водой норовит полить!

– И потом, если что со мной случится – мало ли как оно сложится, – упрямо продолжил я, – позаботься, чтоб им зла не чинили.

Он хмуро кивнул.

– Вот и батюшка твой тож из таковских был. Никогда о своих людишках не забывал, и всегда чтоб… – Серьга крякнул и досадливо махнул рукой, принявшись тереть глаза, ворча на проклятую труху с потолка, которая то и дело сыпется вниз.

Пока он разбирался с «трухой», я успел спросить:

– А кто меня сторожить будет – твои казаки?

– А чего тебя сторожить? – удивился Шаров. – Отсель не сбежишь. Сквозь оконце слюдяное разве что кошке пролезть под силу, а дверь поди выломай. Да и к чему?

– Речь не про побег, – пояснил я. – Тут наоборот как раз… – И осекся.

А может, мои опасения напрасны?

Или даже наоборот – пусть убийцы приходят, а я уж их встречу, да так, что мало не покажется. Хотя если их будет человек пять, да с саблями, трудненько придется. Очень даже возможно, что не смогу управиться – чай, не киногерой.

– Ну-ну? – заинтересовался Серьга.

– Гости могут у меня появиться, – я наконец пришел к выводу, что рисковать попусту ни к чему, – причем незваные. Так что поставь кого-нибудь, да не одного. А если государь пришлет других сторожей – скажи, что опаска у тебя. Мол, сбежать я от них могу, потому ты им не доверяешь.

Атаман вопросительно уставился на меня.

– Напрасно ты мыслишь, что государь на таковское решится… – с легкой укоризной в голосе протянул он и сразу напомнил, что Дмитрий уже отдал соответствующее поручение ему самому, а потому ни к чему государю возлагать точно такое же еще на кого-то.

Вообще-то звучало логично, но только что касалось самого Дмитрия, а тут не следовало забывать и о советниках, которые у него имелись, в том числе из «шибко умных».

Вон они как хорошо придумали с моим «черным умыслом». Могут и еще изловчиться, а потом объявить, что я от стыда, раскаяния и тоски принял яд. Мне же его «принимать» сейчас никак нельзя – пожить надо. Да и слишком много других жизней «привязано» к моей.

О том я и сказал атаману, пояснив, что совсем не уверен, будто наказ Тимофею Ивановичу о беспрепятственной расправе надо мной на самом деле исходил от государя. Одним словом, лучше, если сегодняшнюю ночь он постережет меня как следует, а уж завтра, думаю, после прочтения бумаг из ларца, когда ко мне заявится сам государь, будет полегче.

– Вон ты на что полагаешься, – протянул Серьга и рассудительно заметил: – А ты не помыслил, что, коль они столь важны, а ныне у него в руках, так ему проще всего изодрать их, да и тебя самого на тот свет спровадить от греха?