Практика в преисподней

— Умереть, говоришь? Тогда смотри! — и чудовище развернуло голову юноши в сторону Едемской.

Мнимая Тана, как по команде, завизжала еще громче, еще противнее, и стержень коснулся обнаженной кожи ее живота. Визг перешел в ультразвук. Наверняка, у астрального тела полопались бы перепонки, если бы они вообще были, но даже мне стало не по себе.

Маг застонал и выдохнул:

— Не трогайте ее, пожалуйста. Я отдам…

— Отдашь свою душу? — уточнил монстр.

— Да.

— Не слышу.

— Отдам. Свою. Душу.

— Добровольно?

— Добровольно.

— Правильный ответ. Правильный выбор, мальчик, — похвалило его красное чудовище. — Внесите артефакт!

Один из турронов, которые были у повелителя на подхвате, ринулся к арке и очень быстро появился, держа в руках знакомую мне чашу. Ту самую, где мир поддерживали три разных гефа: туррон, морран и эллин. Именно ее я видела в том первом сне, в гостях у чародея.

Я посмотрела на Тану Едемскую. След от ожога исчезал прямо на моих глазах. А взгляд… Ее взгляд стал хищным, жадным и прикован он был к несостоявшемуся возлюбленному. Так не может смотреть ни человек, ни маг.

Монстр принял чашу из рук туррона и провел над ней ладонью. Из кубка повалил пар, а внутри забулькало что-то красное, очень похожее на кипящую кровь.

— Пей! — чудовище поднесло чашу к губам юноши, и… он сделал первый глоток.

«Нет! Нет! Не пей! Не смей пить, слышишь?» — орала я, летая между пареньком и предводителем турронов, но меня никто не слышал, не видел и не чувствовал.

— Послушный, мальчик, — похвалил его дьявол и передал кубок помощнику. Монстр протянул ладони к магу и произнес: — Душа, приди ко мне!

«Мне… мне… мне…» — повторило за ним алчное эхо.

Фигуру юноши на миг окутало чистое, светлое сияние, а потом оно словно уменьшилось, превратившись в крохотный пульсирующий сгусток света. Шарик отделился от мага и полетел прямо в руки монстра. Глаза юноши закрылись.

— Отлично. Жаль, что она у тебя слишком чистая. Теперь ты все забудешшшшь и вернешшшшься в свой ми-и-и-ир… — прошипел монстр.

А дальше… Дальше мир завертелся, закручиваясь воронкой, в которую засасывало и меня. Последнее, что я увидела, было лицо Таны Едемской. Точнее, не Таны, а туррона, изображавшего ее, потому что его маска поплыла, проявив истинный образ.

Проснулась в холодном поту в своей кровати, на которой сидела Юлка.

— Ксю, что с тобой? Ты так кричала! Кого ты просила не пить?

— Сон… Мне, кажется, приснился сон… Очень реалистичный… — выдохнула я.

Жутко хотелось пить, и я опустила ноги с кровати, нащупывая тапочки. Даже проснувшись в своей постели, я никак не могла успокоиться. Что-то в Тане Едемской было подозрительное. Нет, это не фальшь Ее я почувствовала сразу, а мгновенно затягивающиеся раны и проступившее лицо туррона только уверили меня в этом. Было что-то еще. Важное. Чертовски важное. Но сколько бы я не силилась, прокручивая в голове события сна, никак не могла понять, что же меня тревожит.

Мы с Жавуриной пили крепко заваренный чай, за окном сгустилась беззвездная ночь. С тех пор, как иные прорвали магическую защиту, солнце ни разу не выглянуло. Почти всегда небо оставалось серым, лишь по ночам, когда наступала тьма, становилось непроглядно черным.

Меня колотило так, что даже зубы стучали о край чашки. Никак не могла успокоиться. Слишком уж реалистичная картина мне приснилась.

— Может, тебе корвалольчику накапать? — заботливо спросила Юлка.

— Нне ннадо, — попыталась ответить я. — Идди сы-спать, а йа-а пос-сиж-жу.

— Нет уж, подруга. Я тоже с тобой посижу, пока ты не отойдешь. С Юлкой спорить бесполезно. Сказала — посидит, значит, не уйдет ни за что. Ну и пусть. Ее присутствие успокаивало.

— Расскажешь?

— Ччто? — не сразу врубилась я.

— Сон расскажешь?

— А? Да.

Правда, рассказать я смогла лишь после двух чашек чая. Пришлось упомянуть и о первом сне, когда я описывала подруге чашу-артефакт.

— А не думаешь, что сон был вещим? — тут же оживилась Юлка. — Ведь с магистром Элазаром это сработало.

— Не знаю, — честно ответила я. — Утром расскажу Фонтею, а там посмотрим, что он на это скажет.

— Правильное решение! — Юлка глубоко зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Теперь спать! Ночь на дворе!

— Ты иди, а я тут немножко посижу еще.

— Точно корвалола не надо? — подозрительно прищурилась Жавурина.

— Точно, — заверила я, и Юлка ушла, шаркая по гладкому полу растоптанными шлепанцами.

Долго я не сидела, исполняя обещание, данное подруге. Подошла к окну и какое-то время вглядывалась во мглу за стеклом. В конце концов, решила все же лечь, но заснуть так и не смогла до самого рассвета.