Практичное изобретение

Единственный человек, которого можно было бы назвать другом Васева, был второй герой моей злополучной статьи, доктор Стефан Каменев. Во всем Бургасе не нашлось человека, который мог бы объяснить мне, чем связаны между собою столь различные по характеру люди. Потомок многих поколений созопольских рыбаков, Каменов за рекордно короткое время сделался первым хирургом окружной больницы (несмотря на нашу хваленую софийскую осведомленность, я только здесь узнал, что несколько операций Каменева на сердце получили мировую известность и признание), но сохранил широту, сердечность и теплоту тех, чья кровь пропитана соленым дыханием моря. Он был человек веселый и общительный, хороший спортсмен, обладатель нескольких кубков, полученных в более молодые годы на различных соревнованиях по плаванию, владелец отличной коллекции препарированных обитателей Черного моря. Последнее, что я узнал о нем, было то, что прошлой зимой он стал жертвой какого-то несчастного случая, у него была эмболия, он едва остался в живых — пролежал неделю без сознания с парализованной ногой и только с месяц как поправился.

Климент Васев прибыл с точностью до минуты. Я хотел заказать что-нибудь горячительное, но он возразил: был трезвенником. Пришлось обойтись лимонадом. Едва дождавшись, чтобы кельнер отошел, я быстро заговорил:

— Послушайте, Васев, вы сыграли со мной злую шутку. Честное слово, я бы посмеялся вместе с вами, если бы ее последствия не были для меня так печальны. Не говоря уже о том, что на всех языках имя Смилова стало синонимом лжеца, мне угрожает совершенно конкретная опасность. Через восемнадцать дней я постучусь в вашу дверь, чтобы попросить работы.

— Не вижу для этого оснований, товарищ Смилов.

— Хотел бы я, чтобы это сказал наш Главный.

— Но рукопись Клитарха существует, и я могу представить ее всем скептикам, будь то редактор, научный работник или журналист!

— Хорошо, пусть так, хотя я и сам уже сомневаюсь в ее подлинности. Но почему вы не сказали, что откопали ее под грушей в отцовском саду или нашли ее замурованной в етене вашего старого дома?

— Очень просто. Потому что это не соответствует истине. — Он пожал плечами. — Притом ни у моего отца не было сада, ни у меня — старого дома.

Я сделал несколько глотков — напиток был сладковатым — и заговорил снова:

— Прекрасно. Значит, вы с доктором Каменевым действительно нашли рукопись на дне морском. Говорили вы мне, на какой глубине находился корабль, о котором идет речь?

— Именно на такой, какую вы указали в своей статье: 540 метров. Могу добавить, что эта рукопись не была там единственным грузом.

— Прекрасно, — повторил я, и голос у меня невольно зазвучал нервно и напряженно. — Это глубина почти недостижима для человека. Ее не могут преодолеть даже новейшие подводные лодки. Правда, в некоторых современных батискафах человек может опуститься так глубоко, — я согласен. Но тогда невозможно вести раскопки, нельзя взять предмет. Это может сделать только человек, находящийся вне батискафа и не связанный с поверхностью.

— Совершенно верно, — согласился инженер. Лицо у него было серьезное, но глаза улыбались.

— Так вот, Васев. Я сам — не водолаз, но могу сказать, что хорошо подковался по части водолазного дела. И потому тезис о погружении на подобную глубину считаю абсурдом. Разрешите, я изложу вам свои соображения.

— Говорите спокойно. Спешить нам некуда и незачем.

— В конце концов, вопросы сводятся к элементарной физике, арифметике и физиологии, — начал я. — Из многих проблем возьмем только одну: дыхание. Всякий аквалангист знает, что дышать под водой можно только воздухом или другой газовой смесью под тем же давлением, как и давление воды на достигнутой глубине. В противном случае межреберные мышцы не смогут преодолеть внешнее давление и расширить грудную клетку. Это приведет к асфиксии, а при разнице давлений в несколько атмосфер — к тому, что под тяжестью воды грудная клетка расплющится. Именно поэтому аквалангисты берут с собой баллоны со сжатым воздухом под давлением 150–200 атмосфер и аппарат, уравновешивающий давление.

— Это так, — кивнул Васев. — До сих пор между нами нет разногласий.

Признаюсь, его самоуверенность действовала мне на нервы, но я постарался сохранить спокойствие и говорить как можно убедительнее.

— Если разногласий нет, то сейчас я загоню вас в угол, Васев. Вы не сможете опровергнуть простой физический закон, по которому, если человек погружается, давление каждые десять метров возрастает на одну атмосферу.

— Согласен и с этим.