Вот схема кантовской гносеологии: наши органы чувств, используя априорные формы восприятия — пространство и время, — поставляют представления, которые рассудок формирует в понятия; разум, используя априорные формы мышления — категории, соединяет понятия в систему суждений. Таким образом, в основании всякого подлинного знания (за исключением математических знаний) так или иначе оказывается чувственное восприятие.
Эту схему можно сохранить без изменений, оставив за ней наименование индивидуальной гносеологии; она достаточно полно описывает способ познавательной деятельности отдельного человека. Но хотя этот способ остается в основе своей неизменным вот уже многие тысячелетия, человеческие представления о мире непрерывно накапливаются, расширяются, становятся достоянием коллективно-научного знания и создают трудности для гносеологии, вводя понятия физические по сути, но не имеющие в основе своей чувственных восприятий: атом, электрон, радиоволна, квант и тому подобное.
Человек не имеет органа чувств для определения направления линий магнитного поля, но может видеть поворот магнитной стрелки компаса — он пользуется
Воля Мы — единственная воля, эволюцию которой исследователь может изучать с достаточной степенью достоверности. Не даст ли она ему каких-то путеводных нитей для исследования эволюции воли животного и растительного уровней? Не нащупывает ли всякий организм свои новые формы так же упорно и постепенно, как Мы — свои? Не ускоряет ли появление нового, более свободного вида весь процесс эволюции в биосфере (человек ведь явно ускорил трансформацию многих видов, приручая животных, культивируя растения) так же, как появление более совершенного Мы — перемены в Мы застывших? Нет ли аналогии между длящейся вот уже миллионы лет неизменяемостью Мы насекомых (муравьев, пчел), обязательно связанной с полным преобладанием самок, и затор-моженностью перемен человеческих Мы в период матриархата? И обратно: не является ли путь непрерывного укрупнения Мы — порочным путем? Не постигнет ли современные государственные Мы судьба гигантских ящеров? Не будут ли в будущем нащупаны формы Мы менее громоздкие, и при этом не менее живучие, сложные и совершенные, чем нынешние государственные?
Время от времени в политической жизни современных демократических государств случаются такие эпизоды: правящая партия, опираясь на благоприятные опросы общественного мнения, объявляет досрочные выборы, и вдруг, в результате этих выборов, к власти приходит оппозиция.
Думается, ошибка здесь кроется не в методике социологов, проводящих опрос, и не в тех или иных речах партийных лидеров, а в том, что результаты опроса и намерения правящей партии стали известны самим избирателям. Когда вы говорите человеку: я знаю твое желание, оно состоит в том-то и том-то, и сейчас я попробую использовать это свое знание о тебе к собственной выгоде, в нем просыпается невольный протест; он инстинктивно готов даже отказаться от своего желания, чтобы явить этим свою свободу.
Учитывая это человеческое свойство, не следует ли социологии впредь вводить специальную поправку на обратный эффект своих исследований в тех случаях, когда они становятся известны исследуемым? Ведь физик, погружая измерительный прибор в какую-то среду, всегда учтет изменения, вносимые в среду самим прибором; не следует ли социологу тем более делать то же самое?
Представление о тех или иных свойствах национального характера (англичане выдержанны, французы экспансивны, немцы педантичны) имеют характер самых устойчивых предрассудков. Мнения о принципиальной разнице между южанами и северянами также очень распространены. Монтескье, уделивший этой теме много глав в своей книге "О духе законов", доказывает, что более суровые условия северных областей накладывают на северян в каждой стране одну и ту же печать: они, мол, всегда более энергичны, трудолюбивы, суровы, замкнуты, холодны, сдержанны, чем южане.
Но не может ли быть, что природа вовсе не накладывает свой отпечаток, но