Прах

Ира лишилась дара речи. Хотела отматерить малолетку за невнимательность. А затем, без паузы, умолять посмотреть еще. И тут же ругать-ругать-ругать, потому что она истекает кровью по причине нелепого технического сбоя, а обкуренный гопник не в состоянии найти место, где банкомат включается в сеть. Но вместо этого Вяхирева лишь застонала – из глубин щели снова раздался громкий хруст.

Отрешенным взглядом изучая утопленную в железном чудовище руку, Иришка поняла, что это лопнуло колечко с аметистом. Теперь она совсем не чувствовала боли, только капающую с запястья кровь и жар, медленно поднимающийся к локтю. Жажда усилилась, перехватив горло терновым обручем.

– Быть такого не может… – пробормотала Ира.

И уловила еще одну зарождающуюся галлюцинацию – схвативший ее ящик будто бы содрогнулся, а щель для выдачи купюр издала хлюпающий звук. Спустя секунду девушка поняла, что хлюпает она сама, заплакавшая незаметно и горько.

К ее удивлению, слезы подействовали на дитя подворотен куда эффективнее брани или окриков. Тот встрепенулся, бросился к пленнице и, на этот раз без всякой подозрительности или брезгливости, ухватился за липкую от крови кисть. Пробормотал что-то вроде «простите-потерпите», потянул. Решительно и бездумно, как только и умел решать проблемы.

Чувствительность тут же вернулась: по нервам левой руки словно прошел заряд тока. Ира почувствовала, как рвется онемевшая кожа на тыльной стороне запястья, и заорала так, что парнишка едва не отлетел в сторону. Но тут же спохватился, ослабил хватку и… начал расстегивать ее часы.

Иришка даже перестала кричать. Молча наблюдала, как выпачканные красным истатуированные пальцы сражаются с застежкой браслета, и поражалась наглости щенка, взявшегося таки ограбить попавшую в капкан дуру.

И далеко не сразу сообразила, что тот снимает часы, потому что те оказались в опасной близости от щели «бабломёта» и продолжали к ней приближаться. И если минуту назад Ира Вяхирева утопила в банкомате лишь пальцы левой руки, то теперь там скрылась вся ее кисть…

– Этого не может быть… – повторила Иришка, поразившись надломленности своего голоса.

– Потерпите, – сбросив часики в карман пальто, Паха нервно облизнул тонкие губы. – Я за подмогой…

– Нет! – извернувшись, правой рукой девушка схватила его за кожаный погон на куртке. – Пожалуйста… не бросай меня…

Глаза несостоявшегося грабителя метались, выдавая нестерпимый градус страха. Едва ли не большего, чем сотрясал саму Вяхиреву. Челюсть паренька ходила из стороны в сторону, пальцы тряслись.

– Попробуй еще раз… – пережив внезапный приступ жара и головокружения, попросила Ирина. Обмякла, едва не слившись на пол подтаявшим мороженым, но парнишка удержал. – Отключи его… попробуй…

– Да отключен он! – взвизгнул Паха.

– Да хера с два! – прокричала Ира прямо в его лицо, в эпицентр запахов табака, семечек и пота.

Железные зубцы валиков продолжали ощупывать ее кисть, будто готовились к сеансу хиромантии. Впивались в основания пальцев, ладонь, запястье. С чудовищно-сонной бережливостью, словно не хотели причинять лишнюю боль. При этом медленно проворачиваясь и затягивая все глубже. Пачкая манжету модного бежевого пальто, из оконца на бетонный пол срывались вязкие алые бусины.

Паха отступил на шаг и стиснул кулаки.

Сдвинулся влево, вправо, с хищным прищуром заглянул за заднюю стенку. Осмотрел фасад банкомата так, словно тот был гнидой из враждебной группировки. В глазах парня проступило то самое страшное, чего изначально Вяхирева и опасалась – нечеловеческое, дикое, с легкостью доказывающее постулаты о чудовищах внутри людей. В сердцевине его будто раскачивался маховик, остановить который будет невозможно ни силой, ни уговорами.

А затем парнишка по имени Павел снова поступил самым простым и доступным для себя способом решения проблем. Отскочив еще на пару шагов, он взял короткий разбег и со всей силы пнул банкомат в гладкий зеленый борт.

– Давай, блядина, вырубайся! – взвизгнул «спаситель», снова саданув по борту подошвой кроссовка.

Машину качнуло, неохотно сдвинуло с места, подвернуло. Руку Вяхиревой изломило так, что она опять закричала в полный голос. Но не успела Иришка обрушиться на малолетнего идиота, вздумавшего избить банкомат, пока ее рука находилась в железном прикусе, как…

Шкаф «Сберегательного Накопительного Русского банка» зарычал.

Не издал звук, похожий на рычание. Не заскрежетал и не загудел. Он зарычал так, как это делает раздраженный июльской жарой тигр в зоопарке. Как массивный бойцовский пес, загнанный в угол подворотни. Как нечто живое, плотоядное и не менее опасное, чем двое уголовников на пустынной парковке.

Паха застыл в нелепой позе и от удивления икнул – громко и пронзительно. Ира, сотрясаемая болью, оледенела. Ее руку теперь простреливало до самого плеча, но физические муки уже не казались самыми важными. Вяхиревой стало страшно, нестерпимо страшно. Настолько, что она была готова отрубить себе кисть, лишь бы оказаться как можно дальше от этого проклятого подвала…