Прах

Накануне финального спектакля Берестов уже всецело ощущал себя старшим Карром – напористым, трижды проклятым ведьмой, но все же не убоявшимся суеверий. Властителем судьбы, готовым хохотать над предрассудками в голос. Даже когда трагически поздно выяснял, что братья ошиблись, а забитая толпой женщина и пальцем не трогала пакистанку…

В день закрывающего представления Николя и думать забыл про своего беспомощного недоброжелателя. Что, нужно заметить, было как нельзя к месту, ибо не отвлекало от приготовлений к ярчайшему выходу Берестова.

Он был спокоен, собран, сосредоточен и помнил каждое слово роли, каждую запятую и интонационную паузу, отмеченную режиссером. Он стал плотью сцены, духом самой «Промерзшей почвы», и ничто не могло сбить его с намеченного пути.

Если цыган подпилил декорацию и она рухнет на Николя – тот увернется и продолжит играть, выжимая из зрителя самые надрывные эмоции…

Если цыган спрятал часть реквизита – Берестов обязательно что-нибудь придумает, выкрутится и обернет отсутствие предмета в свою пользу…

Если, подговоренные цыганом, коллеги не дадут Коле реплику… если светляки украдут у него луч… он вырвет их импровизацией и бережным перемещением по сцене.

На этих подмостках, как и любых прочих, такие, как жалкий цыган со своими почитателями, бессильны против Николая Берестова, его энергетики и силы!

Ритуал, отмены которого новичок «Чердака» так и не добился, конечно же, состоялся в положенное время, ровно перед спектаклем. Презрительно фыркнув, Николя даже не удостоил его участников взглядом и попробовал просочиться вдоль кармана.

Но его оттерли. Без ругани и хамства, но дав понять, что отступнику стоит поискать обходной путь – один актер раскорячился перед Берестовым, затягивая шнурок ботинка; второй метался туда-сюда, якобы перечитывая известный назубок текст; и даже наиболее лояльный белобрысый Артемка повернулся спиной и перекрыл проход, словно не замечая сценического братца и мешая пройти.

– Какая примитивная мстительность… – покривился Берестов, но духом не пал.

Ничего. Это не страшно, подумаешь. Он нырнул в сторону, спешным шагом обогнул сцену по карманам и секунда в секунду занял стартовую позицию на втором плане…

Первый акт пролетел незаметно. Легко, без усилий, на доброй ауре зала и зачарованной тишине. Николя окончательно забыл про Зурало и к антракту грезил лишь свежими фонтанирующими отзывами о своем последнем выходе на сцену «Чердака».

Однако Зурало про своего обличителя не забыл…

Берестов заметил недруга в начале второго акта, когда братья Карр собрались на вылазку в ближайший сосновый лес – в каморке у световиков, в полный рост стоящего возле панорамного окна. За спиной цыгана горел свет, нарушая все возможные инструкции. И с первого взгляда становилось понятно: Зурало Годявирович застыл так, чтобы быть заметным со сцены.

А еще Николя показалось, что тот стал еще выше ростом. Теперь он выглядел настоящим каланчой, и куда только делась беспомощная старческая сутулость? Но разгадать цыганского плана Берестов не успел – в то же мгновение в лицо ему ударила световая пушка. Не по сценарию, предательски слепя, и актер был готов поклясться, что светлячки сделали это специально, подговоренные за бутылку…

Перед глазами вспыхнули яркие круги. Действительность померкла и поплыла, заставила зажмуриться, но Коля мужественно продолжил игру.

– Вот увидишь, мы точно найдем ее следы! – громко пообещал он «брату», бредшему за ним по пятам. – И тогда дрянь уже не сможет отвертеться!

После вспышки Рори в исполнении Артема выглядел темным пятном сбоку.

– Ты натягиваешь желаемое на действительное, – угрюмо ответило пятно. – Но будет ли твоих доказательств достаточно для замысла?

Голос Артема-Рори звучал странно, словно белобрысый миновал первый план и отступил к авансцене, что шло вразрез с самыми безалаберными репетициями.

– Сомнения – спутники жертв! – хохотнул Берестов, стараясь не отвлекаться на мелочи.

Он шагнул в глубь сцены и грузно переступил через разлапистую вязанку валежника, имитирующего бурелом. Оперся на пенопластовый «сосновый» ствол, верхним концом закрепленный к колосникам. Ноги персонажа продолжали нести его вперед; еще ослепленный пушкой, Николя точно знал, что в двух метрах дальше он найдет потерянный рюкзак «ведьмы».

Дыхание зала за его спиной вдруг переменилось. Стало едва ощутимым, словно прилипшая к затылку паутинка. Чуть не зацепившись штаниной за очередную связку веток, Берестов почти чертыхнулся – рюкзака под ногами не было…

Неужели цыган оборзел настолько, что осмелился украсть у реквизиторов одну из самых важных вещей этой сцены? Или сам Коля, ослепленный коварным лучом, умудрился сбиться с пути, и сейчас остальные артисты покатываются над его беспомощностью из-за кулис?

Не на того напали!

– Сомнения – спутники жертв, Рори! – с подкатившим возбуждением повторил он, заполняя неловкую паузу.

И неожиданно услышал, как странно отражается от задника его могучий голос. Выходит, звукачи тоже состоят в заговоре и все-таки отважились испортить ему финальное выступление?!