Прах к праху

— Послушайте, агент Куинн, вы переходите черту! — продолжая улыбаться, Брандт предостерегающе поводил пальцем.

Джон коротким кивком признал промах.

— Когда вы в последний раз говорили с Джиллиан? — спросил Ковач.

— У нас была встреча в пятницу. Каждую пятницу в четыре часа дня.

— После этого она поехала к отцу на ужин?

— Да. Джиллиан и Питер пытались наладить отношения. У них была долгая размолвка. Старые обиды чертовски трудно изгладить из памяти.

— Какие такие обиды?

Брандт моргнул.

— Хорошо. Как насчет общего заявления о том, что послужило первопричиной всех проблем Джиллиан? Чтобы нам было от чего отталкиваться.

— Извините. Не могу.

— Послушайте, вы вполне могли бы ответить на несколько простых вопросов, не нарушая доверия к вам других людей, — вздохнув, сказал Ковач. — Например, принимала ли мисс Бондюран какие-нибудь лекарственные препараты? Для нас это крайне важно. Вдруг в теле обнаружатся их следы.

— «Прозак». Она пыталась избавиться от депрессии.

— Маникально-депрессивный психоз? — уточнил Куинн.

Доктор Брандт смерил его долгим взглядом.

— Вам что-либо известно о том, имелись ли у нее проблемы с наркотиками? — гнул свою линию Ковач.

— Не комментируется.

— А проблемы с любовником?

Ответа не последовало.

— Она признавалась вам в том, что кто-то угрожал ей?

Молчание.

Ковач провел ладонью по усам и губам. Его терпение было на исходе. Он чувствовал, что готов сорваться в любую секунду.

— Вы знали девушку два года. Вы знакомы с ее отцом. Он считает вас своим другом. Возможно, вы подскажете нам направление поисков убийцы. А вы тратите наше время на всякие пустяки, на угадайку: холодное — горячее, белое — черное…

Куинн осторожно откашлялся.

— Ты знаешь правила, Сэм. Помни о них!

— К черту правила! — прорычал Ковач, смахнув с дальнего края стола альбом фотографий Мэплторпа. — Будь я адвокатом защиты, размахивающим пачкой денег, он бы нашел лазейку, чтобы проскользнуть сквозь нее.

— Это оскорбление, детектив.

— Извините, что обидел вас в лучших чувствах. Эту девушку кто-то пытал, доктор. — С этими словами Ковач оттолкнулся от шкафа и метнул камешек в мусорницу. Тот с грохотом, похожим на выстрел из пистолета 22-го калибра, ударился о дно корзины. — Кто-то отрезал ей голову и забрал в качестве сувенира. Если бы я знал эту девушку лично, мне было бы небезразлично, что с ней случилось. И если бы в моих силах было помочь в поисках этого ублюдка, я бы сделал все, о чем меня просят. Однако для вас важнее статус, нежели Джиллиан Бондюран. Интересно, догадывается ли об этом ее отец?

Ковач раздраженно рассмеялся. Неожиданно пискнул его пейджер.

— Какого черта я тут распинаюсь? Питер Бондюран отказывается поверить, что его дочь может быть жива. Вы с ним стоите друг друга!

Пейджер пискнул снова. Ковач прочитал послание, еле слышно ругнулся под нос и вышел из кабинета, оставив Куинна расхлебывать последствия. У Брандта эта вспышка гнева вызвала улыбку.

— Какие мы, однако, вспыльчивые! Обычно среднему копу требуется чуть больше времени, чтобы потерять терпение, общаясь со мной.

— Сержант Ковач очень тяжело переживает эти убийства, — пояснил Куинн, шагнув к шкафу со стоящим на нем садом камней. — Я хотел бы извиниться за него.

Камни в ящичке были выложены так, что образовывали букву Х, а песок вокруг них был пропахан волнистыми линиями. Куинну сразу вспомнились раны на ногах жертвы — двойная буква Х, и такие же ножевые удары в области сердца, две перекрещивающиеся Х.

— Порядок расположения камней имеет значение? — невинным тоном осведомился он у хозяина кабинета.

— Для меня — нет, — ответил Брандт. — Мои пациенты возятся с этими камнями больше, чем я. По моему мнению, занятие успокаивает некоторым людям нервы, способствует потоку сознания, облегчает общение.

Куинн знал нескольких агентов из Национального центра анализа насильственных преступлений, у которых имелись такие сады камней. Их офисы расположены под землей, на глубине шестидесяти футов. В десять раз глубже, чем хоронят мертвецов, как шутят они. Без окон, без свежего воздуха. Плюс знание того, что на стены давит огромная масса земли. Это было настолько символично, что вызвало бы у старика Фрейда эрекцию. Людям нужно что-то такое, что помогает снять постоянное напряжение. Сам Джон предпочитал в таких случаях вмазать кулаком, причем изо всей силы. Он проводил по многу часов в спортивном зале, наказывая боксерскую грушу за все грехи окружающего мира.

— Не стоит извиняться за Ковача, — произнес Брандт и нагнулся, чтобы поднять с пола альбом фотографий. — У меня богатый опыт общения с полицией. Для этих ребят все просто: ты либо хороший парень, либо плохой. Похоже, они никак не могут взять в толк, что и меня порой крайне раздражают жесткие рамки профессиональной этики, но их не переделаешь. Ну, вы меня понимаете.