Прах к праху

— Прекрасно вас понимаю. Скажите, пресса, должно быть, не дает вам прохода? Мне показалось, что у них там бивуак перед вашим домом.

— Я отказываюсь разговаривать с ними. Я даже вызвал моего пресс-секретаря, чтобы он взял на себя общение с репортерами. Больше всего меня раздражает их убежденность, что они имеют право задавать вопросы. Лишь потому, что я богат, известен, они считают, что имеют право совать нос в мою жизнь, в мое горе. Ведь когда преступник убил тех двух проституток, скажите, стояли их фургоны рядом с домами жертв? Готов поспорить, что нет.

— Мы живем в обществе, подсевшем на сенсации. Некоторые достойны, чтобы о них говорили, смерть же других оставляет людей равнодушными. Не знаю даже, какая из сторон этой монеты хуже. Готов поспорить, что родители тех двух девушек сейчас наверняка удивляются, почему под дверью их домов не видно толп репортеров.

— Вы хотите сказать, что они не против, чтобы миру стало известно, как и почему их дочери выросли наркоманками и проститутками? — спросил Бондюран, и в его голосе Куинну послышалось легкое злорадство. — Что им не стыдно публично расписаться в собственном позоре?

Ага, обвинения в чужой адрес. Интересно, подумал Джон, насколько тому причиной его собственные страдания?

— Кстати, о свидетельнице, — сменил тему Бондюран, как будто понял, что едва не сказал лишнего, и подвинул блокнот. — Как, по-вашему, она сможет опознать преступника? Мне она показалась не слишком надежной.

— Не знаю, — уклончиво ответил Куинн, хотя прекрасно знал, откуда у Бондюрана такая информация. За такую утечку Ковач устроит кое-кому хорошую выволочку, а значит, наступит на очень даже больную мозоль. И хотя родственники жертвы имеют право на получение закрытой информации, однако для успешного проведения расследования чем меньше ее будет просачиваться за стены штаба, тем лучше. И Питер Бондюран не может претендовать на исчерпывающие сведения. Если на то пошло, он сам в известной мере подозреваемый.

— Мы… можем лишь надеяться, — промямлил Бондюран.

Взгляд его переместился на стену, увешанную фотографиями, главным образом, его самого в обществе других мужчин. Спецагент предположил, что это партнеры по бизнесу либо соперники или какие-то знаменитости. Зоркий глаз Джона выхватил на фото Боба Брюстера. Впрочем, в следующий момент он понял, куда прикован взгляд хозяина: к небольшой группе фотографий в нижнем левом углу.

Куинн поднялся с кресла и подошел к стене, чтобы рассмотреть их повнимательнее. Джиллиан, в разные периоды жизни. Он тотчас узнал ее по фотографии в деле. Одно фото привлекло его особое внимание: молодая женщина, как будто из другого времени — в строгом черном платье с белым воротником и манжетами в духе Питера Пэна. Волосы подстрижены коротко, почти по-мальчишечьи, и сильно высветлены. Резкий контраст с чуть отросшими темными корнями и бровями. В одном ухе — с полдюжины сережек. Крошечный рубин в ноздре. С отцом у нее внешне не было ничего общего. Ее тело, лицо выглядели мягче, более округлых очертаний. Глаза огромные и печальные. Объектив запечатлел внутреннюю ранимость, как будто она стыдилась того, что выросла не такой, какой хотели бы ее видеть, а именно скромной, благовоспитанной девушкой.

— Какая милая, — машинально произнес Куинн. Какая разница, что это не совсем соответствует действительности. Потому что сказано это отнюдь не затем, чтобы польстить отцу, а с конкретной целью. — Я полагаю, вы были с ней близки. Ведь она из Европы вернулась учиться домой.

Бондюран поднялся из-за стола и встал рядом с креслом, как будто не знал, что ему делать: то ли тоже подойти к фотографии, то ли остаться на месте.

— Только в детстве, когда она была маленькой. Но затем мы с ее матерью развелись, причем в довольно ранимом для нее возрасте. Для Джиллиан это стало трудным временем. Ей было больно наблюдать, как мы с Софией отдаляемся друг от друга. А затем появился Серж, новый муж моей бывшей жены. Потом болезнь. Она постоянно лечилась от депрессии.

Бондюран умолк, а Куинн почувствовал, как на него давит груз всего, о чем его собеседник решил умолчать. В чем была причина развода? Что довело Софию до душевного расстройства? А та неприязнь, с которой он произнес имя нового мужа супруги? Что является ее причиной? Ревность или нечто другое?

— А что она изучала в университете? — спросил Куинн, прекрасно зная, что есть вопросы, которые лучше не задавать в лоб. Потому что Питер Бондюран все равно не раскроет перед ним своих секретов сейчас. А может, и вообще никогда.

— Психологию, — последовал ответ.

Спецагенту показалось, будто он услышал в голосе иронию. Его взгляд был по-прежнему прикован к фотографии: черное платье, короткая стрижка, искусственно обесцвеченные волосы, серьги, пирсинг в носу и печаль в глазах.

— Вы часто с ней виделись?

— Каждую пятницу. Она приезжала на ужин.

— Сколько людей об этом знали?

— Трудно сказать. Моя экономка, личный помощник, близкие друзья. Кое-кто из друзей Джиллиан.

— В доме есть еще какая-нибудь прислуга, кроме экономки?