Анника смутилась, попыталась улыбнуться, искала нужные слова.
– Знаешь, – сказала продюсерша внезапно, – ты из тех, на кого обращают внимание.
Анника потупила взор, почувствовала, как у нее покраснело лицо.
– Странно получается, – продолжила Карин Беллхорн, – что одни люди бросаются в глаза, а другие – нет. Отчасти это имеет отношение к красоте, но не только. Мишель ведь не была красавицей в классическом смысле, но я никогда не видела никого, кто смотрелся бы на экране так, как она.
Анника кивнула, подумала о кассете в монтажной комнате у Анны, о том, как Мишель неожиданно преобразилась, словно ожила.
– Правда, что все завидовали ей? – спросила она.
Карин удивленно посмотрела на Аннику.
– Какая разница? – ответила она. – Все, недовольные тем, что у них есть, хотят иметь больше. То же самое касается и популярности.
– Почему все так ждали ее? – спросила Анника.
Карин Беллхорн рассмеялась:
– И это спрашиваешь ты, работающая в газете? – Она поставила чашку на столешницу. – Разве тебе не известны принципы общественного внимания?
Анника покачала головой.
– Популярность дает власть. Чем известнее человек, чем могущественнее, тем больше у него пространства. Речь идет о борьбе за территорию, о возможности выбирать, с кем ты будешь спариваться.
Анника опешила.
– Неужели все так просто? – спросила она, удивленная откровенной циничностью слов продюсерши.
Карин Беллхорн пожала плечами, попыталась улыбнуться:
– Собственно, мы ничем не отличаемся от динозавров. – Она опустила взгляд на свои руки. – Я была телеведущей, ты знала это?
Анника кивнула неуверенно:
– Общественно-политической программы?
– Первой на шведском телевидении. Я сидела в редакционном совете, в те времена требовалось ведь, чтобы все было демократично и пристойно, и мне указывали на мое место изо дня в день. Все мои предложения по темам отклонялись, а идеи наших мужчин воплощали в жизнь. – Она улыбнулась печально. – Ты же знаешь, как это бывает.
– Но ты ведь уехала из Швеции?
Карин Беллхорн сжала кулаки.
– Я вышла замуж за Стивена, а потом получила все внимание, какое только можно пожелать. Но в этом тоже есть свои минусы. По-моему, никто здесь не представлял, насколько великим Стивен считался в Англии. Репортеры и фотографы таблоидов висели на окнах нашей спальни день и ночь.
Что-то в голосе продюсерши насторожило Аннику. Ведь несмотря на критический тон ее последнего монолога, в нем хватало горделивых ноток.
– Тебе, наверное, пришлось несладко, – заметила она. Карин вздохнула, на мгновение приподняла брови, рассмеялась.
– При той популярности, какую мы имели, жизнь становится ужасно специфичной, – сказала она. – Всем вниманием, сосредоточенным на тебе, необходимо управлять, даже если за ним стоят только благие цели. Трудно что-то делать, когда ты постоянно на первых страницах газет. Ты как бы распадаешься на множество частей, и они находятся повсюду, ты становишься общественной собственностью, и с того дня, когда начинаешь принадлежать всем, тебя словно подменяют, уже нет сил ни на что. Я не знаю, чем это объяснить, но как будто твои обломки подхватывает ветер и разбрасывает повсюду. Снова стать единым целым и создать что-то крайне трудно.
Анника поискала взглядом Анну Снапхане, но не увидела ее нигде.
– Средства массовой информации вываливали массу всякого дерьма на Мишель, – сказала она, – это наверняка было ужасно тяжело.
Карин выловила пачку сигарет из недр своей кофты, задумчиво изучила ее содержимое.
– На сплетни и грязные слухи надо смотреть как на развлечение, ведь именно этим они, собственно, и являются. То, что одному конкретному человеку представляется невероятно несправедливым по отношению к нему, для других лишь временное бегство от действительности. Необходимо воспринимать подобное именно таким образом, хотя сплетни могут причинять боль. Прежде всего когда они затрагивают кого-то из близких. Семья – ахиллесова пята всех знаменитостей. Любые удары в данном направлении самые чувствительные.
– Когда нападки касаются семьи, это отчасти уже за гранью, и тогда можно призвать клеветника к ответу, – заметила Анника.
– Нет, – возразила Карин Беллхорн и вставила сигарету между губами, – вовсе нет. Если как следует покопаться, всегда найдется какая-нибудь страдающая старая мать или ребенок, то есть обычно есть так называемый предлог для подобных обвинений. Хочешь еще кофе?
Анника покачала головой.
– Пошли со мной в курилку, – предложила Карин и отправилась в плавание через редакцию.
Анника последовала за ней через довольно большую комнату в прокуренное помещение с видом на наполовину построенный стадион «Виктория».
– Как по-твоему, они успеют закончить его вовремя? – спросила Анника и кивнула в сторону олимпийской арены.
– Само собой, – ответила Карин Беллхорн, с шумом затягиваясь. – Впереди ведь еще три года.