Прайд Серого Льва

— Да! — она попросила подать ей воды, и Зейнаб приняла из рук Салли чашку, передавая ее своей старшей.

Рада отпила немного, утерла губы и повернулась:

— Говоришь, Стара велела совет собрать? Про нее много болтают… может, и правда. Знает старуха, что нужно делать. Когда будешь созывать?

— Уже начал.

Она кивнула:

— Добро. Приду. Где?

— В приречных холмах, где стойбище Лешего. Через десять дней. Раньше не успеют собраться.

— А придут?

Я пожал плечами:

— Откуда мне знать? Придут. Иного пути нет. Про то, что она насоветовала, посланцы не скажут. Здесь объясню. А там — пусть решают. Или лекарство искать, или — смерть.

Утром я отпустил Нату вместе с Радой к Лешему — у женщины были дела с перерожденными, и я с удовлетворением констатировал, что люди понемногу привыкают к их пугающему виду. Интересовать, что влечет ее туда, не стал. Леший держал под контролем все прибрежные холмы, где находились обширные степи, богатые животными. Возможно, что Рада искала земли, пригодные для охоты и переселения — ее местность становилась опасной…

Незаметно подошел Свистун.

— Дар… Дар!

Он заступил мне дорогу, и я вынужденно остановился.

— Не хочешь разговаривать?

— Честно? Не очень. Устал и не о чем.

Он закусил губу, потом тихо произнес:

— Прости нас. Меня, девочек. Волоса… Глупо получилось. Джен всех взбаламутила, да еще и Ната твоя… пощечина эта. Вроде, куда серьезнее девчонки удары держали — а такую малость, не смогли. Обидно стало. Вот и сорвалась она… Сейчас сама кается — только к тебе подходить боится. А форте уже все, как прежде, кого куда назначили! Правда! Стопарь каждому дело дал!

— Ушел бы?

Он запнулся. Мой вопрос, заданный спокойным, будничным тоном, слегка сбил его с мысли. Свистун пожал плечами:

— Могли… Я вспыльчивый. Потом бы назад попросился. Пустил бы?

— Нет. Я тоже — вспыльчивый. А Джен скажи — Ната тоже… кается. И прощения просит. Только все равно — в Форте должен быть порядок. Или — я сам уйду.

— Ты? — удивление на лице Свистуна было столь неподдельным, что я усмехнулся.

— Не веришь? А зря… Если вождь из меня хреновый — на кой тогда, вообще, все? А что плохой — то так и есть… раз распустил вас всех и все, что делается — лишь через окрик и мат Стопаря. Ведь так?

Свистун виновато опустил голову, не решаясь возразить…

— Вот и оно… Ладно, проехали. Никуда я не уйду — это место мы сами выбрали, еще, когда здесь близко вас не было, так что, если кому и покинуть форт — то не его основателям! Но, думаю, больше такого не повторится.

— А сам ты… хочешь им быть?

Свистун смотрел напряженно — я подумал, что ответ, какой бы он не был, будет воспринят в виде решения окончательного и бесповоротного. И что сказать? Что я, до сих пор, так и не решил — нужно ли мне это? Какую непосильную ношу взвалили на меня индеец и старая цыганка! А, по-иному — нельзя… Пожалуй, я уже и сам никого не видел в этой роли, кроме себя самого. Да, вот так и «бронзовеют» люди…

— Должен.

— Так я и думал. Кто другой и силой бы заставил людей подчиняться — как тот же Сыч, или враньем, да мягким подходом — как Святоша. А все — за ради права командовать другими. А тебе, «корона», похоже, жмет…

Я навестил Алису. Элина, ставшая подле нее почти неотлучной сиделкой, указала на табурет и приложила палец к губам.

— Она спит… Недавно очнулась, есть не хочет, пьет воду и все.

— Так сил не прибавится… А что Док?

— Варит снадобья, Тучу заставляет каши готовить, разводит с чем-то и чуть не силком впихивает ей в рот. На одной воде она бы уже умерла… а так — держится.

— Про то, что он ей грудь удалил — знает?

— Да… потому и не ест.

Я вздохнул. Если человек не хочет жить — никакие снадобья и лекарства не помогут.

— Говорить пробовала?

— Она не слушает… или делает вид. Дар, она так слаба, что в себя приходит очень редко — рана такая глубокая, а средства от боли Док еще не изобрел. Тут от одной царапины порой воешь, а у нее вся грудь пробита, насквозь! Да еще и вырезана, в итоге… Представляешь, каково ей?

— Ты все время здесь? Так нельзя…

Элина пожала плечами:

— На охоту и без меня есть, кому ходить, а других дел в селении нет. Стройка, во что с трудом верится, вроде как закончилась, рук освободилось много — могу и посидеть. Да и Ната просила — она, хоть и лучше меня во всех этих проблемах разбирается, хочет, чтобы я тоже опыт приобрела… на будущее. Только не хочется мне такого опыта! Ты не сердись… я просто устала. Тяжело это — видеть одну из подруг в таком состоянии, и знать, что ничего не можешь сделать.

— Не вини себя. Все мы в таком положении. Алиса еще жива — это главное. А что в тоске… время излечит.

— Время? — Элина скорчила гримасу. — Не знаю… Я бы вены вскрыла.

— Ты что? С ума сошла?

— Ты не понимаешь, родной… Ты — мужчина. Вам любая рана, если не смертельна — как украшение и знак доблести. Ну, правда, если вдруг не лишится кое-чего… Вот и для нас — оказаться без такого признака женственности, как грудь — почти тоже, что и для вас, стать не мужчиной. Понимаешь?

— Да… Хорошо, я пойду. Кто тебя сменит?