Слегка подавшись вперед, неслышно и невесомо, к Черу чуть ближе пересела Элина. Ее рот приоткрылся, она смотрела на охотника будто околдованная, вся, целиком и полностью отдавшись звукам, издаваемым им из простого инструмента.
Чер прекратил играть и несколько смущаясь, отложил гитару в сторону. Громкие крики восторга и хлопки ладоней разорвали воцарившуюся тишину настолько сильно, что в двери и окна заглянули встревоженные лица соседей… и вскоре Чер был вынужден повторить свое выступление. Когда, наконец, уставший и дующий на натруженные пальцы, он окончательно положил гитару в сторону, Ната вдруг обернулась к Элине.
— Линка…
Та зарделась и стала прятаться от подруги за моей спиной.
— Лин… Ну, Линка!
Ната умоляюще сложила руки на груди. Мы с вопросом обернулись в ее сторону. Ната пояснила, стараясь вытащить Элину на свет:
— Она ведь поет… Правда, не словами… я не знаю, как это называется. Что-то, вроде горлового пения, если я правильно это называю. Или, нет… Ну, в общем, Линка голосом такие вещи делает — слушать можно часами!
Взгляды присутствующих удивленно устремились в мою сторону. Но я только пожал плечами — никогда ранее ни Ната, ни Элина, ни словом не обмолвились об этой способности и без того разносторонне талантливой девушки.
— Элина?
Она мило мне улыбнулась и произнесла:
— Ну… Просто не было случая, наверное. Да и Натка, как всегда, преувеличивает.
Тут уж и все остальные дружно стали уговаривать красавицу, и той пришлось подчиниться и также встать на самый центр небольшой, но ставшей такой уютной, землянки Чера и Шейлы. Элина вздохнула, и, перестав отнекиваться, кивнула головой. Мы затихли. Девушка запела…
Это было что-то, сильно похожее на звуки, издаваемые Совой, во время его полубезумного танца возле умирающей Наты, на крики птиц, на шелест трав, или, шум прибоя… Если игра Чера, на сделанном им самим инструменте, заставила наши, в какой-то мере очерствевшие сердца, оттаять, то пение девушки раскрыло их полностью… Нет слов, которыми можно передать чувства, запрятанные до поры далеко внутрь, чтобы не увидеть навсегда ушедшие от нас лица, и ужас пережитого, и вновь обретенную надежду… Элина пела — и глаза женщин наполнялись слезами… сжимались пальцы у мужчин, и даже Угар, греющий бока возле очага, внимательно навострил уши и неотрывно смотрел на девушку, слегка, от избытка эмоций, ударяя хвостом об земляной пол. Она брала высокие ноты — и мы видели, как огненные сполохи вонзаются в расколотую страшным землетрясением Землю… Опускалась чуть ниже — и кровожадные стаи трупоедов выскакивали из-за кустов и набрасывались на ничего не понимающих людей! Голос становился резче — и, уже пережившие первоначальный кошмар и нашедшие в себе силы выжить, те же люди становились спина к спине и схлестывались с четвероногим врагом в смертельной схватке! А потом девушка вновь наполняла свой голос мягкостью и непередаваемой лаской — лица мужчин и женщин мягчели, поворачиваясь, друг к другу… Голос опять твердел, становился жестким и хриплым — и мы воочию видели недавнее нашествие, жестокость и насилие беспредельщиков, вылезших из самой преисподней. Голос становился еще мощнее, бил по нервам, заставлял тянуться к оружию — и каждый опять переживал кровавые стычки в лесах и прерии, беспощадную битву среди скал, усталость и опустошение, и безудержную радость от одержанной победы!
Элина замолчала на самой высокой ноте… Не было не слов, ни рукоплесканий… Туча, тяжело поднявшаяся со своего места, подошла на плохо гнущихся ногах к девушке и взяла ее лицо в обе свои ладони. На глазах пожилой женщины стояли слезы… Плакала и Ната, всхлипывала в углу Шейла, и, даже сама Элина, вдруг стала подозрительно моргать…
— Не ты… Мы должны плакать. Спасибо тебе.
Она больше ничего не сказала, прижав вдруг, хрупкую Элину, к своей большой груди. И вот тогда землянка взорвалась, все рвались к ним, стремясь как-то выразить все, чем их переполняло, и теперь заставляло выплеснуть из себя, угрожая в противном случае разорвать их души!
— Эх! Сюда бы сейчас, что-нибудь, такое! — Стопарь выдохнул и тут же бросил осторожный взгляд на жену — не услышала ли грозная женщина его пожелания? Но та только отмахнулась, продолжая укрывать Элину от окруживших ее людей.
— Иди уж, черт старый… Все равно, налакаешься, не сейчас, так после. Тащи тебя потом из кустов. Давай свою заначку, знаю же, что не все отдал!
— О чем это они?
Ната прислонила губы к моему уху:
— Брагу гонит… Туча давно его ругает, ты один ничего не замечаешь.
Она сделала гримасу и добавила:
— Сейчас попробуешь это пойло… Если захочешь.
Она выжидающе посмотрела на меня. Я пожал плечами:
— И что?
— Сам знаешь. Я терпеть не могу пьяных.
Она демонстративно отвернулась. Я посмотрел на Стопаря… Известие о том, что кузнец варит хмелящий напиток, было, по-видимому, известием только для меня. Все остальные довольно радостно окружили умельца, мигом обернувшегося в свой дом, и уже подставляли чаши под пенящуюся струю темной, густой консистенции, бордовой жидкости, которую он наливал из кожаного бурдюка.
— Как ты ее пьешь?