Прайд. Кольцо призрака

– Вчерась, как пришел в девять ай в десять, – добросовестно торопясь, заговорила Катерина Егоровна, почему-то загибая для счета пальцы. И тут же испуганно поправилась, видно, доставалось ей за разные «вчерась». – Вчера, вчера. Как пришел с работы, тут и схватило его, землей сделался. Уложила я его. Упрямый он, страсть. Всю ночь так и простояла под дверью. Стонал, все во мне надорвал, сыночек. Думаю, сама слягу, кто ж ходить за ним будет? Потом уж решилась: позвоню, другие же пользуются, ноль три. А он мне все: «Прочь пошла! Прочь!» И еще обзывает: «Ты, – говорит, – случайность, мелочь». Какая же мелочь? Это копейка – мелочь, а я его, чай, вырастила.

Анна неверными пальцами расстегнула полосатую теплую пижаму. Открыла грудь, густо заросшую жесткой медвежьей шерстью. Через тонкие резиновые трубки в уши Анны побежали лопающиеся содрогания сердца.

«Придется вызывать инфарктную», – подумала Анна.

– Все, да? – проговорил Лапоть далеким голосом.

– Что вы, сейчас сделаю укол. Вам станет легче. – Но тут Анна поняла, что Лапоть спрашивает вовсе не ее. Он всматривался во что-то, повисшее под потолком, сосредоточив все силы, чтобы уследить, разглядеть. И спрашивал он пустоту или, может быть, кого-то, вылепленного из той пустоты, уже близко подступившего к нему.

Руки Анны тряслись, когда она надламывала ампулу и набирала шприц. Она наклонилась над Лаптем, и вдруг его взгляд, уже не бессмысленный, а зрячий, со спокойным ужасом остановился на руке Анны со шприцем. Лапоть резко привстал, поднял плечи, продвинулся на руках к спинке дивана.

– Э-э, Анна, милочка, нет! Так не пойдет! – вдруг сказал Лапоть совсем другим голосом, даже как-то весело. Быстро и четко.

Он еще больше отстранился, с неожиданной силой вжался в спинку дивана. Казалось, он ушел бы в стену, если бы смог. Вдруг он заговорил, захлебываясь, с лихорадочной торопливостью. А сам все смотрел с нарастающим ужасом на ее руку, держащую шприц, и недоверчивость в его глазах сменилась безумной уверенностью.

– Эдик, ну не глупите. Надо сделать укол, – сказала Анна.

– Нет, нет, клянусь вам, нет! Не я! Не я! – Он взвизгнул, сотрясаясь всем телом, и пополз, вытягиваясь по дивану. – Вы что, Анна, нет!

Анна похолодела. О чем он? И разбуженное его криком безумное, невозможное подозрение вдруг шевельнулось в ней. Сколько раз она звонила, один и тот же ответ. Никого не нашли, свидетелей нет, дело закрыто. Потом уже по-хамски: не звоните больше.

– Значит, это вы сби… ли Сашу? – Анна забыла про шприц. Неловко надавив локтем на его колено, наклонилась к Лаптю, вглядываясь в его лицо.

– Нет! – надрывно и отчаянно снова выкрикнул Лапоть. – Не я! Да не я же!

Тыльной стороной руки Лапоть ловким движением неожиданно выбил из руки Анны шприц, и тот, звякнув, покатился по ковру.

– Господи, – простонала откуда-то из угла Катерина Егоровна.

Лапоть, отклонившись от спинки дивана, протянул к Анне дрожащие руки, а широко открытые глаза молили поверить, отмыкались, давая проникнуть до дна.

Анна почувствовала: он не лжет. И Лапоть слабо и недоуменно улыбнулся, словно удивившись, сколько сил понадобилось, чтобы протянуть к ней руки, тоже понял: она поверила.

– Конечно же нет, Анна, милочка, смешно даже… – Голос его окреп. Он говорил теперь как обычно, быстро и вертляво. – Вот бумажки спер, ну, вы знаете, о чем я. Рукопись, рукопись… Было такое, не отпираюсь. Уж очень была нужна. Думал, сделаем новый, имею в виду кристалл, и все наладится. Да поздно схватился. Скис Андрей, выдохся, не знаю, что с ним случилось. А такое, что вы подумали… нет. Такое не поручалось. Мне что помельче. Достать, раздобыть, комнатушку снять… – Голос его начал угасать, слабеть. Он побледнел, борясь с дурнотой. Его серое лицо сливалось с сумерками, белели губы, словно по ним мазнули известкой. – И не он, – замирая, прошептал Лапоть. Он смотрел на нее, изо всех сил стараясь не отвести взгляд. – Андрей тут ни при чем…

Но Анна почувствовала: в дрогнувшем голосе Лаптя пропала убедительность. Она уловила рябенькую фальшивую нотку.

Рука Лаптя, обессилев, упала, его короткое тело осело вниз. Что ей померещилось, послышалось? Он не в себе, бредит. Анна поняла: ей никогда не откроется эта тайна. Ей и подступиться к ней не дано. Нет, нет, лучше не думать.

Голова Лаптя запрокинулась на подушки, и беспокойный взгляд опять поймал чье-то кружение под потолком.

– Тесно тебе тут летать, тесно, – забормотал он в удушливой тоске. Невидимый собеседник опять появился где-то высоко, глаза Лаптя неотступно следили за ним. – В чем я виноват? За что-о? Столько веков, и все по-разному, и все снова и снова. Так верно служил, преданно.

И вдруг разом все лопнуло! Значит, что? Хозяин подыхает, вот что! Хрен с ним, с хозяином. Кто он без кристалла? Да никто. Пусть подыхает. Но я-то, я! Меня-то за что? Ведь за собой тащит!..

Голос его слабел, он засыпал с открытыми глазами, но невидимый собеседник что-то неслышно шепнул или просто сделал знак. Лапоть вздрогнул.