Прайд

— Иногда я поражаюсь своему терпению, — сказал он задумчиво, — почему я должен терпеть все твои выходки? Ведь я уже давным-давно отказался от мысли о том, что ты — посланник всевышнего, уж больно твои деяния отличаются от описанных в Кодексе.

— А ты больше верь всякой писанине, — посоветовал я, — хорошо — я не умею исцелять и оживлять, а главное — не имею ни малейшего желания этим заниматься. На кой чёрт я буду поднимать ваших мертвецов, если в тот же день им могут вновь отрубить голову по твоему приказу? Пусть остаются на том свете.

— Однако ты не похож на посланца Царя зла, — пожимая плечами, продолжил падишах, — по крайней мере, внешне. Хоть некоторые, из твоего окружения, вызывают во мне сомнения. Над нашими кузнями день и ночь клубится смрадный дым от сжигаемых мертвецов, а на улицах, каждое утро находят новые тела.

— Ха, кто бы говорил! — парировал я, — всегда, с удовольствием, осматриваю твою коллекцию отрубленных голов, которая, что ни день обновляется, а вопли из зиндана проникают сквозь самые толстые стены. К слову, не знаю, чем занимались твои специалисты, но предыдущая ночь была особо хороша. Я до утра не мог подобрать мелодию к своим стихам. Кого там препарировали — купца, отказавшегося отдать несовершеннолетнюю дочь в твою танцевальную группу? Как Кодекс комментирует подобное?

— Правитель должен принимать решения и отстаивать их, невзирая ни на что! — улыбка, на лице моего собеседника, задеревенела, — ладно, оставим эту тему. Я не имел желания ссорится с тобой, человек-джинн, а хотел кое о чём попросить. Я…

Он остановился и удивлённо посмотрел по сторонам. Должно быть только сейчас он обратил внимание на полную тишину, стоявшую во время нашей беседы. Даже рабы за спинкой трона остановились, прекратив помахивать своими вениками. Обозрев всё это с должным вниманием и не упустив ни единой мелочи, падишах потемнел лицом и внезапно сорвался на крик:

— Почему нет музыки?! — он яростно щёлкнул пальцами и словно из-под земли, явились рослые стражники, пожирающие правителя глазами, — танцовщиц — высечь, музыканту — пять палок по пяткам, а этих, — он ткнул пальцем за спину, — немедленно обезглавить. Головы — на кол, а остальное мясо отдать котам.

Приказы правителя были выполнены во мгновение ока: визжащих танцовщиц согнали с помоста и подгоняя пинками, повели к выходу; певец, благодаря хорошему слуху, сам понял, какая судьба его ожидает и положив инструмент, направился к месту экзекуции, где уже не в первый раз получал заслуженное наказание; так же безропотно, чернокожие гиганты опустились на колени перед специальным желобом, наполненным опилками и склонили головы. Солдатам оставалась совсем несложная работёнка: сверкнули два клинка и курчавые головы плюхнулись в оперативно подставленные корзины. Начальник королевской стражи, надувшись от собственной важности, поднял головы и предъявил их падишаху. Тот лениво кивнул и небрежным взмахом руки повелел освободить пространство.

В общем, не успел бы никто произнести фразу: «милосердный повелитель», как всё оказалось закончено. На танцевальной площадке появились новые девушки, зазывно виляющие бёдрами под весёленький мотивчик сверкающего лысиной исполнителя, подхватившего осиротевший ландрон. Чёрные тела, оттащив в сторону, умело делили на части, дабы хватило всем зверушкам, нетерпеливо порыкивающим в ожидании гостинца. Головы унесли прочь для изготовления пародии на чупа-чупс.

— Ух ты! — сказал я и одобрительно хлопнул в ладоши, — сколько раз видел и всё равно не устаю удивляться этому аттракциону. Они у тебя, как дрессированные: алле-ап и готово! Честное слово, я даже завидую.

— Чему? — подозрительно поинтересовался падишах.

— Ну этому: а теперь ещё парочку. Когда-нибудь обязательно устроюсь на такую же работу, как у тебя. Тогда они у меня тоже будут бегать по щелчку пальцев.

Впрочем, тут я слукавил: было дело, мы уже пытались управлять государством и поначалу вроде бы даже неплохо. Странно, но те вещи, которые люди позволяют себе и своим правителям, он не прощают высшим существам. Закончилось всё хреново и нам пришлось уносить ноги. Скорее всего, виновники нашего изгнания давным-давно мертвы, а жаль. Я бы не прочь потолковать с Витей, Ножиком или Симоном.

Владыка почти ничего не понял, кроме того, что я вроде бы одобрил заведённые им порядки. Поэтому он довольно хмыкнул и расслабившись откинулся на спинку трона. Из тёмного шатра донёсся едва различимый шёпот — точно лёгкий ветерок прошёлся средь травы: видимо Саима решила принять участие в разговоре. Повелитель прислушался, склонив голову и на его физиономии застыло угрюмо несогласное выражение.

— Об этом не может быть и речи, — резко оборвал он шелест ветра и повернулся ко мне, — слушай, я уже упомянул о своей небольшой просьбе, человек-джинн. Известен ли тебе некий Баджара?