Прайд

Я поднялся по щербатым ступеням к порталу и замер: в ушах тонко звенела напряжённая струна, готовая лопнуть в любой момент. Картины звёздного неба, запечатлённые на массивных треугольных колоннах, словно смазались и поплыли прочь. Ещё шаг и волны густого тумана, немыслимого посреди солнечного утра, хлынули под ноги. Какого чёрта Наташа творит в своём сумасшедшем доме?

Стоило войти внутрь, окунувшись в прохладную тень, полную сизых облаков и стало ясно, куда исчезли все искатели абсолюта. Огромный зал, с куполообразным сводом, отображающем подробную карту созвездий, оказался абсолютно пуст и лишь в самом центре, на тёмных плитах пола, лежали три десятка неподвижных тел — Наташины подопечные. Руки разбросаны в стороны, ноги, сложенные вместе, направлены в середину. Обычная человеческая аура отсутствует — значит все мертвы, но ран от оружия и кровь я не увидел. Выпиты? Кем? Похоже на ритуал.

Ещё один шаг, и я словно влип в паучью паутину: ноги наотрез отказывались ступать дальше. Я попытался было рвануться, но передумал. Стоило оказаться в странной ловушке, как звуки окружающего мира будто отдалились и стал слышен разговор двух женщин. Голоса странно знакомые, но я никак не мог понять, почему. Точно некий барьер в голове препятствовал.

— Осталось уже немного, — речь полна снисходительной презрительности, — и твоя помощь уже не нужна, можешь расслабиться.

— Это как-то связано с генералом, которого я видела у входа? — усталость и боль, — я прошу, прекрати. Я видела, чем заканчиваются наши игры — виселицами и горой трупов. Я же хотела совсем не этого!

— Ты желала отомстить? Так подожди и месть свершится, — теперь насмешка, — подумай, кого ты пытаешься щадить: дебилку, одержимую сексом; неуравновешенного психопата, погружённого в прошлое или убийцу твоего любимого?

— Это мои слова! — боль в голосе кажется невыносимой, — но я ошибалась. И…И он не только убийца моего любимого.

— Ты всё ещё неравнодушна к нему, — холодная констатация факта и смешок, — и к этим ничтожествам, пыли под ногами — людям.

— Они — не пыль, — едва слышимый шёпот, — а я так устала играть роль бесчувственной стервы. Иногда мне хочется просто умереть: ведь лучше умереть, чем жить такой жизнью.

— Послушай, дорогуша, ты уж определись со своими желаниями, — равнодушие, помноженное на презрение к собеседнику, — когда ты сказала, что мечтаешь о мести, я пообещела помочь и помогла: раскрыла твой талант кукловода, нашла оружие, способное убить врага и всё спланировала. Если бы не твоя мягкотелость и глупость людишек, вся тройка была бы уже мертва.

— Тройка? — в усталом голосе сомнение, — или четвёрка? Что именно потребовали у тебя эти твои суперльвы, в качестве платы за вход в их круг? Сколько голов?

— По крайней мере — одну! — теперь в голосе ощущалась ярость, — и пока я её не получу, они отсюда не уйдут, ясно?! И поверь, сейчас мне уже абсолютно безразлично, чья это будет голова. Но я сделала всё, чтобы это была ЕГО голова. Поэтому, проваливай и получай удовольствие.

Смутная тень внезапно выросла передо мной, полыхнув огненными глазами и мир пошёл рябью.

Очнулся я на лестничной клетке королевского дворца, не силах понять, видел ли я всё это на самом деле или нанюхался ядовитых испарений и слегка галлюцинировал.

— Ну и как поживают твои неотложные дела? — донёсся из-за моей спины ехидный голосок, — за то время, что ты протираешь камни, можно было переспать с половиной столицы!

— Столь тонкое искусство не терпит суеты, — отпарировал я, не оборачиваясь, — неужели тебе нравится превращать любовные игры в заурядное совокупление? А с моим делом я и сам разберусь, насколько оно неотложное.

— Чёрт бы тебя побрал! — Галя подталкивала угрюмо ковыляющего Баджару, — ты так торопился убежать от меня, что забыл на полу свою игрушку.

Она протянула мне тресп и ещё раз пнула пленника.

— Благодарю, — я забрал оружие из тонких пальчиков кошки и нежно поцеловал их, — а по поводу неудавшегося секса…На мой взгляд, количество оставшихся в комнате, отличалось от единицы. Или Баджара уже не устраивает тебя, в качестве партнёра? Неужели слухи о его любовных подвигах были таким же преувеличением, как и приписываемый ему поэтический дар?

Пленник поднял голову и яростно сверкнул чёрными провалами глаз. Потом по его плотно сжатым губам ядовитой змеёй проползла ухмылка. В завершение этой непонятной пантомимы он издал странный хрипящий звук, который при некотором усилии можно было принять за смешок.

— Этот ублюдок отказался! — возмутилась Галя и легко ткнула обидчика пальцем в живот, отчего тот согнулся в три погибели, однако не перестал улыбаться, — он сказал мне, будто наученный горьким опытом, предпочтёт засунуть в штаны ядовитую змею.