А бомбили жестоко, без передышки. И необузданная злость, всколыхнувшись тугой волной, начала захватывать Егора. Он вдруг люто возненавидел тех, кто методично и слепо швырял и швырял глубинные бомбы. Думалось, а с чего бы это, по какому праву кто-то пытается отобрать у них самое дорогое — их жизни, которые никому другому не принадлежат, да и принадлежать не могут. Они же не какие-нибудь бессловесные подводные твари, но живые, мыслящие люди. Так где та крайность, которую по недомыслию или подлому умыслу не видят там, наверху?
Стиснув зубы, Егор в беспредельной ненависти воздел глаза к подволоку, словно за толщей воды, через сталь прочного корпуса мог видеть тех, к кому обращался. «Хвати! Хватит уже, мать вашу бродвейскую и бруклинскую!» — в бешенстве всё кричало в нём.
Будто образумившись, вняв Егоровой угрозе, или просто израсходовав весь имевшийся боекомплект «глубинной смерти», фрегаты отвязались от лодки, дав ей возможность беспрепятственно уходить.
Напрочь заделать пробоину и более мелкие свищи никак не удавалось. Лодка медленно тяжелела от просачивавшейся забортной воды. Становилось ясно, что в таком истерзанном состоянии их подводный корабль долго не продержится. Выход был один: лечь на дно, откачать забортную воду, покрепче залатав корпус, и попытаться каким-либо способом освободить заклинившие рули. Но дело в том, где найти теперь подходящие глубины и более-менее ровное дно.
Егор взял аварийный фонарь и принялся подсвечивать им, стараясь получше разглядеть штурманскую карту. Всё говорило о том, что с его лодкой пытались хитрить. Надводные корабли своим замысловатым маневрированием будто подталкивали к единственно возможному решению. Охватывая лодку огромной дугой, они постепенно теснили её в сторону коралловых островов, вероятно надеясь, что она сядет на прибрежные рифы. Но был и ещё один вариант. Войти в небольшую лагуну одного из островов, окружённую коралловой грядой, и там лечь на дно, благо глубины позволяли это сделать. Поскольку в самой лагуне маневренность кораблей будет сильно затруднена, то едва ли они снова начнут сбрасывать глубинные бомбы. Для повреждённой лодки это был уже шанс.
«Пока там наверху очухаются, да разберутся что к чему, — предположил Егор, — можно будет выпустить водолазов и что-то подремонтировать».
Непрядов накоротке поделился с офицерами своими соображениями.
— Позволь, но мы же сами себя загоняем в ловушку, — сказал на это Колбенев.
— А не лучше ли долбануть торпедой по ближайшему фрегату и попытаться всё же пробиться, пока мы на ходу? — предложил Обрезков.
— Нет, — решительно отмел его порыв командир. — Во-первых, это уже начало боевых действий с нашей стороны, а никто нам на это права не давал. И потом, без устранения поломок нам всё равно далеко не уйти. Нас потопят, поскольку о всплытии даже речи не может быть.
— Один хрен, если помирать, так с музыкой, — горячился Кузьма.
— Ну, ты вот что, цыганская твоя душа, — урезонил Обрезкова Колбенев. — Погоди пока тельняшку на груди рвать. Командир дело говорит. А что, если уничтожать нас вовсе не собираются? Ведь главное для них, так полагаю, это взять нас живьём, как вещественное доказательство… — и с хитрой миной, прищурившись, подмигнул. — Не подыграть ли им, в самом деле?
— Это как? — насторожился Кузьма.
— Сделаем вид, что нам полная хана, — пояснил Вадим, — а сами тем временем попытаемся отремонтироваться.
— А что если не получится? — сомневался Кузьма.
— Если не получится, — сказал Непрядов, поочередно обведя взглядом офицеров, — тогда иного выхода нет. Мы взорвём лодку. Одно могу лишь обещать: позора и бесчестья нам не будет.
— Тогда действуй, командир, — согласился Колбенев сразу за всех присутствовавших. — Мы с тобой до конца.
И Непрядов дал Скибе команду рассчитать курс на вхождение в лагуну.
Манёвр удался. Пройдя под перископом через узкую горловину пролива, лодка оказалась в центре довольно обширного водоёма, по берегам которого буйствовала тропическая растительность. Был уже вечер. Южные сумерки довольно быстро сгущались над морем. К тому же начала подниматься волна, предвещая близившийся шторм. Фрегаты отчего-то не рискнули последовать за лодкой. Три корабля легли в дрейф при выходе из горловины. Остальная армада поисково-ударной группы разместилась чуть мористее.
Какое-то время Непрядов ждал, что противолодочные корабли всё же войдут в лагуну — хотя бы для того, чтобы укрыться от шторма. Но этого не произошло. Под прикрытием острова корабли просто заняли подходящее место, где их менее всего трепало волной и ветром. Командир догадался, что до утра его лодку, по всей вероятности, оставят в покое. На фрегатах полагали, что ей теперь некуда деваться и потому предпочли сторожить при выходе из лагуны. В перископ отлично просматривались все три корабля. Они сияли гакабортными огнями, будто ёлки в рождественскую ночь, с их мостиков гладь лагуны непрерывно шарили фосфорически ослепительные лучи прожекторов. Там не сомневались, что всё было под их контролем.