Позывные дальних глубин

— Да сама вот ума не приложу, как такое произошло. — На полном лице Нонны Александровны отразилось мучительное недоумение. — Леночка ваша была всё время такой крепенькой, подвижной, бойкой. Чудо, а не ребёнок! Стишки разные знала, песенки пела. Валерия души в девочке своей не чаяла. Всё свободное время с не, да с ней. Хотя, сами понимаете, женщине одной ребёнка растить не так-то просто.

— Какой же я дур-рак! — с ожесточением выжал из себя Непрядов. — Если б только знать…

— Не зря же говорят: соломки бы постелил, кабы знать, где упадёшь, — укоризненно напомнила Лерочкина подруга. — Только теперь уже ничего не вернуть. Но вы же не знаете, что Лерочке пришлось пережить. Дочка умирили у неё на руках, а она как врач ничем не могла её помочь. Потом сама уже стала будто неживой.

— Как же это так получилось? Как?!

— Наверно, в детсадике недоглядели. Простудилась бедняжечка. Получила двустороннее воспаление лёгких, потом осложнение. Вот и не стало Леночки.

На самого Непрядова, наверное, жалко и страшно было глядеть. Поэтому Нонна Александровна снова протянула ему валидол, но Егор отвёл её руку, надеясь как-нибудь превозмочь самого себя. Он всё же чувствовал в себе достаточно силы, хотя и не в том избытке, что была раньше. Что-то надломилось в его могучем организме. Прежним, верно, уже не сможет стать. Порастратил себя до последней копейки, как отпускную получку. Теперь ничего не оставалось, как жить в долг…

— Лерочка ждала вас до самого последнего мгновенья, пока жива была дочь, — говорила Нонна Александровна. — Потом это потеряло для неё всякий смысл. Она и сама-то стала похожей на собственную тень. — так исхудала и подурнела. И замуж-то пошла, надо полагать, скорее от тоски своей безысходной, чем по любви. Подвернулся какой-то иностранец, уже немолодой, но довольно известный учёный. Они познакомились на кардиологическом симпозиуме, который проходил у нас в Риге. Влюбился он в Лерочку до безумия. Потом из своей Канады письмами заваливал, всё уговаривал приехать к нему.

— Вот и уговорил, — горько усмехнулся Егор. — Недолго же она сопротивлялась.

— И это вы говорите?! — возмутилась Нонна Александровна. — Она же осталась совсем одна со своим горем. Да вы хоть понимаете, что это такое в её положении? Собиралась было перебраться к вашему деду, он тоже всё время звал её к себе, но только вот опоздала…

— Вы правы, — обречённо согласился Егор. — У меня нет права её осуждать. Получается, кругом один я виноват. Чего ж теперь… Даже прощенья не попросить, — и в последней надежде спросил. — А может, Лерочка письмо для меня оставила, или хотя бы записку?

Поджав губы, Лерочкина подруга отрицательно покрутили головой.

— Уехала, как отрезала. Даже адреса не захотела оставить. — и обнадёжила, будто сжалившись. — А может и вернётся когда-нибудь, чтобы дочкину могилку проведать. Но, думаю, это будет не скоро.

— Да-да, я понимаю, — растерянно пробормотал Егор, окончательно смирившись с тем, что Лерочку он потерял навсегда. Подумал, она теперь на всю жизнь возненавидела его за предательство и равнодушие, посчитав это незаслуженной платой за свою любовь.

Непрядов попросил, чтобы его отвели на кладбище. Как выяснилось, было оно неподалёку, здесь же в Межапарке. И Нонна Александровна согласилась показать туда дорогу.

Женщина повела Непрядова какими-то задворками, мимо сарайчиков и огородов. Она шагала, не оглядываясь и быстро, словно хотела поскорее избавиться от своей неприятной обязанности. Егор еле поспевал за ней, то и дело спотыкаясь о какие-то бугорки и корни, подворачивавшиеся на тропке под ногами. Состояние неотвратимости какого-то страшного возмездия охватывало его по мере того, как они приближались к невысокой ограде, за которой просматривались могильные плиты и кресты.

Они подошли к маленькому участочку, обозначенному живой изгородью из подстриженного кустарника. Посреди площадки возвышался поросший травой холмик с железным крестом. На табличке аккуратно было выведено: «Леночка Непрядова». И две даты с разрывом в три с небольшим года…

— Вот видите, — с укоризной сказала Нонна Александровна, — Лерочка так великодушна, что даже фамилию оставила ей вашу, а не свою. Вроде как завещает вам теперь хранить самое дорогое, что у неё было.

Непрядов стоял в полной растерянности. Руками он всё время теребил плюшевого медвежонка, не зная, куда его приткнуть. Потом всё же догадался посадить мишку на могильный холмик, прислонив спинкой к кресту.

— Здравствуй, доченька, — сказал тихо, каким-то потерянным и незнакомым даже самому себе голосом. — Вот я и пришёл. Папка твой, значит.

Ответа не было. Тишина. Только птицы щебетали в гуще кладбищенских деревьев. Рядом, у колонки, не переставая журчала вода — верно, кран плохо закрывался. Взглядом Непрядов попросил, чтобы его оставили одного. Нонна Александровна понимающе кивнула и, торопливо покрестившись, направилась к выходу.