Причина моего молчания достаточно проста. Боялся ляпнуть не то. И сейчас, в компании Николая Николаевича — это именно страх. Потому что все так же оставалась неизвестной конечная цель — зачем меня забрали из детского дома? А если копнуть глубже, то вопрос становится совсем интересным. Зачем сотрудник НКВД тащит нафиг никому не нужного сироту за херову тучу километров? Выходит, пацан имеет какую-то ценность. А ценность для НКВД — очень сомнительный момент. Опасный даже, я бы сказал.
Тем более, мой сопровождающий делиться данной информацией не спешил. Тоже интересный тип. Главное сам не говорит ни черта, а я должен ему душу наизнанку вывернуть. Нашел идиота!
Николай Николаевич упорно все свои разговоры неизменно сводил к воспоминаниям. К моим, естественно. Начинал с какой-нибудь истории из своей жизни, но в итоге эта история отчего-то вытекала совсем в другое.
— Алексей, ну, честное слово, исключительно любопытства ради…На самом деле ничего нет в башке? Ни капельки? Детские годы, колыбельная, мамины руки… Ну, как там обычно бывает…Нет? В детском доме, ясное дело, ничего особого интересного не происходило. Да? Ты же вон какой молодец. Кто-то баклуши бил, а кто-то делом занимался. Ага…Но вот про детство? Ты пойми правильно. Мне то все равно. Пытаюсь вникнуть в твою жизнь, потому что нам предстоит часто видеться и я, в некотором роде, буду старшим товарищем для тебя…
Повторил он в сотый раз с выражением фальшивой вселенской любви в холодных, змеиных глазах.
— Николай Николаевич, не могу никак сообразить, откуда все это? — Я в ответ обвел взглядом старый деревянный вагон, в котором мы тряслись уже приличное количество времени. — Вот Вы говорите, будем часто видеться… Почему? Куда мы едем? У меня неожиданно нашлись родственники?
Насчёт родственников, конечно, ерунду сказал. Просто, чтоб выглядело достоверно.
— Алексей, есть четкие указания. Должен доставить тебя по месту назначения. Служба, сам понимаешь… — Чекист покачал головой и с сожалением причмокнул губами. Мол, он бы исключительно не против поделиться сведениями, но положение обязывает держать язык за зубами.
— Жаль…
Я изобразил на физиономии еще большее сожаление, чем демонстрировал мой собеседник. Хочет выяснить, кто из нас тупее? Не вопрос. У меня нет ни малейшего желания претендовать на это звание. Так что, хрен тебе, товарищ чекист, а не откровенные беседы.
— Жаль, что не помню… Хотел бы помнить. Но… — Я развел руками, — Всё, как и указано в личном деле. Вы ведь сами так сказали. Место рождения неизвестно. Родители неизвестны. Нашли на улице, воспоминания отсутствуют.
— Ну, ничего… Это неважно. — Чекист натянуто улыбнулся. — Просто планировал узнать тебя получше.
Возможно, с настоящим Реутовым это прокатило бы. И возможно, настоящий Алеша поверил бы, что мужик, от взгляда которого хочется спрятаться, способен испытывать хоть какие-то добрые, искренние эмоции. Со мной — хренушки. Я, как человек, живущий во времена глобального эгоизма и личной выгоды, привык не доверять никому. Если кто-то что-то хочет получить, даже обычную на первый взгляд информацию, значит в этом есть интерес. И вообще не факт, что для меня такой интерес будет безопасен. Особенно учитывая, с кем сейчас нахожусь рядом.
Из-за его подозрительной настойчивости я все больше убеждался, Николай Николаевич пытается что-то вызнать. Что-то связанное с далеким прошлым Реутова. Ему эта информация нужна для личных целей. Потому что в случае профессионального интереса, никто меня ни о чем спрашивать не стал бы. Тем более, вот так по-хитрожопому. Слишком сложно. Взяли бы за шиворот, тряхнули, как надо, и все. Я бы вспомнил даже то, чего никогда не было. Нет… Николай Николаевич мутит что-то свое.
При этом он явно считает себя очень умным товарищем, а Реутова, прямо скажем, не особо продуманным. Этаким простачком, который в силу возраста не заметит подвоха. Хотя, может, тупо рассчитывал на то, что пацан, которого постоянно доставали в детском доме, расчувствуется и начнет ему доверять.
А вообще, конечно, странно… Что такого особенного могло быть в юном возрасте Реутова? Даже этот сон, который я вижу. В нем ничего удивительного не произошло. Имею в виду, конечно, для этого времени. Подобных историй, уверен, случалось до хрена. Да и потом, пацан вообще сидел в комоде. Ни черта не видел. А больше мне, за неимением сведений, и предположить нечего.
В любом случае, при всем желании, даже если бы оно появилось, я ни черта сказать не могу. У меня не то, чтоб с прошлым Реутова, у меня с его настоящим проблемы. По-прежнему отсутствует информация, что происходило с пацаном до той самой «прекрасной» ночи, когда я проснулся в вонючем тряпье.