Наконец-то не будет больше ранних подъемов, ежедневных зарядок на заднем дворе и зубрежек изо дня в день. Теперь я могу себе позволить встать в воскресенье не раньше полудня, лениво пройти на кухню в труселях, быстро поджарить яичницу и, уничтожив её в мгновение ока, завалиться перед телевизором с бутылочкой пива, посмотреть очередной фильмец или еще какую-нибудь лабуду. Свобода, уверенность в себе, комфорт и спокойствие – вот что мне давал мой нынешний статус. Вот чего я добивался в течение последних лет, и наконец, это реальность, свершившийся факт. И вроде бы всего добился, а на душе опять же неспокойно, тоскливо и одиноко. Особенно по вечерам, когда сидишь один в четырех стенах и с надеждой поглядываешь на мобильник, не зазвонит ли, не запрыгает ли на тумбочке вибросигналом.
В безделье и праздности я провел всю оставшуюся неделю, периодически вылезая из дома, чтобы обновить запасы продуктов и пива, но на том вся моя активная фаза и заканчивалась. Заказов не было, Федор не звонил, а весь мой поток вовсю скрипел мозгами и закипал на зубрежке, так что тот же компанейский гуляка и балагур Вадим, который был инициатором всех наших безбашенных походов по питейным заведениям, становился попросту недосягаем.
На третий день, расплатившись с установщиками пластиковых окон и двери, я наконец решил, что больше в таком режиме существовать не могу. Организм орал, негодовал, топал ногами и требовал уж если не активных, то любых других действий, а также свежести впечатлений и обстановки и от нечего делать я набрал давно знакомый мне номер.
– Привет, как дела?
– Нормально, что звонишь?
– Дурью маюсь.
– Везет. У меня экзамены полным ходом.
– А я вот сдал экстерном.
– Круто. – Секундное молчание. – Вообще как живешь?
– Перебрался на старую квартиру, сейчас период вынужденного безделья.
– Встречаешься с кем?
– Нет, а ты?
– И я нет. Может, вместе выпьем вечером? Просто так, ни к чему не обязывающая встреча старых знакомых. Только после восьми.
– А мама не заругает? Поздно.
– Дурачок ты, Антон.
– Стараюсь, ну так что?
– Заходи.
– Могу заехать?
– Трезвый водитель?
– Не подумал. Тогда в восемь у подъезда. Хорошо?
– Договорились.
Закончив разговор с Верой, я несколько минут смотрел на потемневший экран мобильника, и тут ни с того ни с сего с размаху впечатал его в стену. Импортная техника хрустнула и больше не подавала признаков жизни. Зачем нужен был этот звонок и эта встреча, даже мне самому понять было сложно. Может быть, я еще питал к девушке какие-то чувства, может быть, мне нечего было делать, и я силился любыми возможными способами заполнить вакуум, образовавшийся внутри, а может быть, банально хотелось секса. Секс мне светил? Вряд ли. Общение – да сколько угодно. Поток старых воспоминаний – этого хоть отбавляй. Вот черт, теперь придется покупать новый телефон.
С сомнением посмотрев на сломанный аппарат, я тяжело вздохнул и принялся одеваться. До встречи с Верой следовало зайти в магазин электроники, сходить в парикмахерскую и переодеться, так что выйти нужно было заранее. Опаздывать я не любил. Подойдя к шкафу, я в очередной раз пришел к выводу, что появиться на людях мне решительно не в чем. Старый свой камуфляж, как, впрочем, и костюм, я за одежду не считал, а новый комок затаскивать было решительно жалко. Из всей гражданки имелись видавшие виды джинсы с дырками на коленках, майка Адидас и старые стоптанные кеды. Наряд этот, конечно, был хорош для студента Антона, неплох для курсанта Антона, но вот охотник Антон смотрел на все эти шмотки с нескрываемой брезгливостью. Некомфортно ему было в них, тесно, душно. В голове витали мысли об обновлении, и обновление гардероба после годового отсутствия было неплохим заделом. Одеться, впрочем, было нужно. Напялив джинсы и майку и набросив на плечи китель, чтоб кобурой не светить, я засунул в карман бумажник, прикинул время и вышел из дома. Первым пунктом на моем пути была парикмахерская, которую я пролетел, нахрапом ворвавшись в пустой зал и затребовав устроить на макушке полубокс, что, впрочем, и получил спустя пять минут. Воспользовавшись местным умывальником, насколько мог ополоснул лицо и шею, и провел рукой по мокрой голове, смотрясь в зеркало. Изменился ты, брат, другим стал. Год какой-то, а разница налицо. Дело даже не в том, что одежда теперь на два размера больше, а очки смотрятся как ворованные. Я даже не старше стал. Я стал другим. Черты лица заострились, выражение стало каким-то хищным, ищущим. Острый взгляд даже мне показался неприятным, а густые брови, сросшиеся у переносицы, делали похожим на киношного персонажа, из тех, что отрицательные. Не хватало только эспаньолки и попугая на плечо.