- Скорее всего, древнеарахнидский, - с видом знатока подтвердил Гуамоко. Желтые глаза его горели от возбуждения. - На нем составлялись в ту эпоху заклинания и инструкции к волшебным предметам. Сам я не слишком хорошо читаю по-древнеарахнидски, но мой двоюродный дядюшка, служивший библиотекарем у покойной Бастинды…
Урфин переводил взгляд с филина на девушку и обратно. Угрюмое лицо его медленно расплывалось в улыбке.
- Что скажешь, Гуам, - проговорил он, - если завтра мы немного отклонимся от намеченного маршрута?
Филин с энтузиазмом захлопал крыльями, даже не заметив, что его назвали презренным сокращенным именем.
Урфин повернулся к девушке.
- А ты пойдешь с нами, покажешь дорогу.
От ее ответа он, едва ли не впервые в жизни, смутился.
- Для вас я сделаю все, что захотите, - ответила “ведьма” тихо и торжественно, пожирая его полным обожания взглядом.
На следующее утро, еще до рассвета, небольшой отряд тронулся в путь.
Искатели магических сокровищ гуськом поднимались все выше по узкой лесной тропе. Над головами их высились величественные вершины, покрытые белоснежными шапками. Лучи солнца, восходящего за спиной у путешественников, играли на снежных склонах и окрашивали их радостным золотисто-розовым сиянием. Казалось, перед путниками приветственно распахиваются ворота в какой-то сказочный мир — мир, где царит вечный праздник и исполняются все желания.
«Ведьма»-проводница ехала впереди верхом на Топотуне; Урфин, с дремлющим филином на плече, шагал рядом. Они негромко разговаривали — и разговор их звучал престранно и заставил бы призадуматься марранов, если бы кто-нибудь из них подошел поближе и расслышал хоть пару слов.
- …Но как этому научиться? Люди и волшебники — совсем разные, вроде как волки и саблезубые тигры. Волк может объявить себя тигром, может даже натянуть тигриную шкуру, но никогда не станет тигром по-настоящему.
Как видно, король Волшебной страны совсем позабыл о том, что должен притворяться колдуном и даже богом. Или, быть может, считал, что с ней притворяться не нужно?
- Все так говорят, - проговорила наездница. - Но любопытно, кто сказал это первым? Не сами ли волшебники — чтобы люди не овладели тайными знаниями и не заставили их поделиться властью?
И, обернувшись к нему, улыбнулась открыто и чуть-чуть насмешливо. Солнечные лучи, пронизывая ее легкий наряд, смутно обрисовывали очертания стройного девичьего тела, расплавленным золотом играли в волосах, короной уложенных вокруг головы. Сейчас она выглядела взрослее, чем вчера — и намного красивее.
- Мне думается, магия есть во всем. В земле, превращающей мертвые семена в цветущий сад. В течении рек, в порывах ветра, в сверкании молний, в этих солнечных лучах… И, конечно, в душах людей. Она везде — нужно только разглядеть ее и разбудить.
- Что же, по-твоему, и во мне есть магия? - недоверчиво усмехнулся Урфин.
- Конечно! - просияла она. - Еще какая!
- А в тебе?
Девушка загадочно пожала плечами, с неопределенной улыбкой глядя куда-то вдаль, на блистающие вершины гор.
Лишь одно существо в отряде двигалось вперед без всякой охоты. Это был Топотун.
Оживленный волшебным порошком, медведь не был живым в полном смысле слова. Таким созданиям в Волшебной стране уготована странная участь: многие виды волшебства на них не действуют — но, с другой стороны, силы и возможности их очень ограничены. И сейчас простодушный медведь ясно чувствовал опасность — но не понимал ее природы и не знал, что с этим делать.
Он знал одно: что-то очень неправильно. С самого утра. Может быть, даже раньше.
Хозяин уступил этой девчонке свое место, а сам идет пешком. Она разговаривает с ним, как с равным, и ни разу не сказала «ваше величество» - обычно король такой бесцеремонности не спускает. А сейчас ему как будто все равно. Говорят они о каких-то странных вещах, которых Топотун не понимает: она больше говорит, он больше слушает — тоже совсем на него не похоже. И вид у него при этом какой-то… непривычно расслабленный, умиротворенный…
Ну и что такого? Радоваться надо, что хозяину хорошо!
Топотун и радуется. Вот только… не выходит радости. Что-то не так! Неужели хозяин — такой мудрый, такой проницательный — сам не замечает?!
Чего?
Ну… хотя бы того, какая она тяжелая — эта хрупкая, совсем невесомая на вид человеческая девушка.
Как ему это заметить, дурень? Ведь не он везет ее на спине!
Топотун покосился на филина. Гуамоко дремал, как и положено его народу при свете дня; время от времени он приоткрывал сонные глаза — но, по-видимому, тоже ничего необычного не видел и не замечал.
Будь у Топотуна мозги, хотя бы из иголок и булавок — он мог бы сопоставить факты и сделать выводы. Будь сердце, хотя бы из красного бархата — быть может, он бы сердцем почуял, что происходит, и принял правильное решение. Но у него — ни сердца, ни мозгов: только шкура, опилки и беззаветная преданность.
Медведь не понимал, что происходит, и не знал, как поступить. Лишь всем своим существом ощущал, что каждый шаг приближает его обожаемого повелителя к гибели.
========== Глава 3: В логове колдуньи ==========