Пожиратели душ

Выйдя на залитую солнцем улицу, Алис болезненно сощурилась. Солнце на мгновение ослепило ее. Она постояла немного, прикрыв глаза ладонью, как козырьком, пока яркий свет не перестал иглами вонзаться в голову. Потом она начала потихоньку приоткрывать глаза, и окружающий мир снова появился перед ней. Уже неделю стояла сухая погода, и пыль летела отовсюду – ее поднимали идущие люди и лошади, проезжающие мимо телеги. Поверни Алис направо, она уже через пять минут очутилась бы у ворот Ограды. Если бы не разрешение, она сразу прошла бы через ворота и направилась в лес. Но за разрешением надо идти к старейшине Майлсу. Поэтому Алис повернула налево.

Не было в деревне домов краше, чем жилища старейшин. Сами здания не отличались большими размерами – это не приличествует избранным овцам Доброго Пастыря. Но побелка на их стенах всегда была свежей, а ставни на окнах содержались в отличном состоянии.

Мистрис Майлс, должно быть, стояла прямо за дверью, потому что, едва Алис постучала, она тут же появилась в дверном проеме, полностью заслонив его своим дородным телом. Это была внушительных размеров женщина, высокая и плотная, одетая в черное платье и белый накрахмаленный фартук. Густые брови черными полосами пересекали лицо, пепельные волосы были убраны в тугой пучок.

– Говори быстрее, дитя, что тебе нужно. Сегодня один за другим приходят, некогда делами заниматься.

Алис вручила ей корзинку, где стоял бочонок с медом:

– Мать хочет послать меня собирать грибы. Велела половину отдать вам.

– Что ж, спрошу у старейшины. – Мистрис Майлс всегда величала мужа по должности.

Она закрыла дверь, оставив Алис ждать снаружи.

Наконец дверь снова отворилась.

– Старейшина дает тебе разрешение. Он сделал запись об этом в книге. Однако смотри не задерживайся. Он узнает, если ты замешкаешься.

Мистрис Майлс вернула Алис корзинку, уже без меда, и дала тяжелый железный браслет с номером 9, выбитым на внутренней поверхности.

Девочка надела браслет на руку, кивнула и повернулась спиной к широким юбкам мистрис Майлс.

По дороге в лес Алис размышляла о снах, которые видела, когда спала после дежурства. Мертвые Албон и Арон ей не снились, нет. Хотя хорошей девочке, вероятно, они приснились бы. Девочке, чуждой таких вещей. А ей даже не снились пожиратели душ. Во сне ей явился Зверь. Прошло пять лет с тех пор, как она встретила его тогда в лесу. И все пять лет она гадала, увидит ли его снова. Но во сне этих пяти лет как не бывало. Непогода, что составляла его суть и смысл, оставалась все такой же яростной. Все так же Алис ощущала себя частью Зверя, а он являлся частью всего: камней и потоков, гор и деревьев, – и это ощущение было настолько сильным, что ей казалось, будто внутри у нее дует ветер. Все это время она не переставала размышлять: хорошая ли она, как ее Мать, или плохая, как пожирательницы душ? Какая-то часть Алис хотела быть хорошей. А другая ее часть, требовательная и навязчивая, все время спрашивала, зачем ей это. Что она получит взамен, если будет хорошей? Накрахмаленный фартук? Жизнь, проведенную на Ограде?

Алис вспоминала о своих чувствах, когда перед ней появились женщины-деревья, о том, как она почти сдалась, только бы поспать, как готова была согласиться на все ради краткого отдыха. Вспомнила, как готова была пойти с пожирательницами, позови они ее второй раз. И еще она вспомнила, как перестала быть собой, когда коснулась Зверя, кошачьей шерсти и пылающей от жара головы Дельвина. Она чувствовала себя совсем по-другому, когда дотрагивалась до живота Мэри. Тогда Алис оставалась вне той болезни, которую чувствовала. А с другими разъединения не было. Наверное, однажды она коснется чего-нибудь или кого-нибудь и навсегда расстанется с собой. Интересно, пожиратели душ сначала тоже такое чувствовали? Алис хотелось задать эти вопросы Матери, но ведь тогда Мать неизбежно все узнает. Увидит каждое вранье и недомолвки Алис, постигнет все ее проступки. И Алис не сможет больше скрывать от Матери, что позволила этим существам забрать ее маму и папу. И тогда Мать начнет по-другому относиться к Алис. Или вообще перестанет к ней как-либо относиться. А ей, Алис, такое не под силу вынести.

Алис вошла в лес, и ее сразу же окружили зелень и влага. Какая радость после суши и пыли деревни! Она шагала все дальше по сырому мху и покрытым плесенью гниющим листьям, плечи и спина ее расслабились, и ей подумалось, что здесь ее место, в лесу, а вовсе не в деревне, на Ограде или на пастбище. Только здесь, чувствовала Алис, она к чему-то идет, а не топчется бессмысленно вокруг правды о самой себе, чтобы так никогда ее и не узнать.

Она продолжала углубляться в лес безо всякого направления. Просто шла все дальше и дальше.

Когда его теперь уже знакомый голос зазвучал у Алис в голове – голос, идущий изнутри, но не принадлежащий ей, – ее охватило сильное волнение. Да, это неправильно, она знала, совсем неправильно. Но именно за этим она и пришла в лес. Она всегда ходила в лес за этим. Чтобы найти его.

– Ты видела их снова, и они видели тебя.