– Много про них ходит толков. Всякие старые сказки времен моего детства. Такие рассказывают детям на ночь, чтобы смирно лежали в кроватках. Мои мамаша с папашей пугали меня ими, когда я был малышом, а сами, наверное, слыхали от своих родителей. Говорят, будто пожиратели душ – это демоны. Будто Зверь сотворил их из грязи для темных дел. Будто они вырывают людские души и приносят их Зверю, обрекая на вечные муки.
Алис вспомнила дорогих маму и папу, от которых остались только пустые оболочки. И подумала об их драгоценных душах, попавших в жуткое место, где страшно и больно. Она дрожала под маминым пальто. А маме не холодно без него? Ду́хи могут замерзнуть?
– Ты думаешь, так и случилось с моими мамой и папой? Пожирательницы душ унесли их к Зверю?
Паул мотнул головой в ее сторону, открыл рот и сморщился в гримасе:
– Нет-нет, дитя. Ничего такого. Твои мать с отцом просто умерли. Их страдания закончились. Я не верю в эту чушь. Как и в то, что волки могут открыть дверь в хлев.
– А во что же ты веришь?
– Дитя, я верю в землю под ногами и в небо над головой, в то, что я хочу есть, когда наступает время ужина, и хочу спать, когда пора ложиться в постель. Все остальное – лишь сказки, и больше ничего.
Алис сощурила глаза, глядя на Паула. Ей не приходилось видеть взрослого, который честно признается, что о многом он знает так мало.
– Но ты веришь в пожирателей душ. Так сам сказал.
Паул помолчал, подбирая слова.
– По правде говоря, Алис, до сегодняшнего дня я сомневался. Но если вспомнить, что произошло с этими бедолагами в вашей деревне… Тут дело нечисто. Не болезнь их унесла; не волки, не холод или голод умертвили их в собственных постелях.
И тут, впервые с прошлой ночи, Алис вспомнила о женщинах-деревьях. Непонятно, как она могла забыть о них, однако же забыла. На ум пришли слова Паула, что пожирателей душ сотворили из грязи и зла.
И правда: тела тех женщин-девочек были как будто слеплены из земли, а волосами им служили листья деревьев. А вдруг они и ее заколдовали, как детей, спящих в Гвенисе?
– По-моему, я видела их той ночью, – сказала она. – Пожирательниц душ.
И Алис рассказала Паулу о женщинах-девочках, об их словах и прекрасных именах. Анжелика и Бенедикта.
Пока она говорила, челюсть у Паула отвисла, и он вдруг так резко натянул вожжи, что Алис чуть не свалилась на пол фургона. Торговец схватил ее за плечи:
– Не рассказывай о них ни единой живой душе. Обещай мне, Алис. Никто в Дефаиде не должен этого знать. Ты меня поняла?
Он так рассвирепел, что Алис решила: теперь можно наконец заплакать. До сих пор девочка не проронила ни слезинки, хотя знала, что такое поведение выглядит странным, ведь она совсем маленькая. Инид плакала. Даже Мадог вытирал слезы. А Алис нет, ни разу. Но теперь, думала она, пожалуй, пора. Ведь мама с папой умерли, а она едет в чужую деревню с чужим человеком, который вдруг страшно разозлился на нее за то, что она видела своими глазами. А может, она сама виновата в смерти мамы с папой? Может, ей следовало догадаться, что те женщины злые? Поднять крик?
– Прости меня, – с трудом выдавила Алис и залилась горькими слезами.
Она рыдала, пока в животе не стало так же больно, как и в сердце. Все это время Паул обнимал плачущую девочку, прижимал к груди ее головку и гладил по волосам, бормоча слова утешения. Наконец Алис затихла.
– Это я прошу прощения, – сказал ей торговец. – Я не сержусь на тебя, дитя, и тебе не за что извиняться. С тобой произошло нечто ужасное, и я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Во всем Биде не найдешь лучшего места для тебя, чем Дефаид. По крайней мере, там будут Инид с Мадогом и все остальные дети, которых ты знаешь. Да и сами поселяне будут хорошо с вами обращаться. Но одно ты должна знать о Дефаиде. Там не любят тех, кто устроен по-другому. И всего непонятного тоже не любят. Если они решат… как бы сказать помягче? Если им покажется, что ты хоть как-то связана с пожирателями душ, они обернут это против тебя. На тебя ляжет пятно позора. А я тебе такой судьбы не желаю, дитя. Поэтому послушайся меня, и пусть эта история останется между нами. Я унесу ее с собой в могилу, и ты сделаешь то же самое. Договорились?
Алис, уткнувшись носом в его грудь, кивнула. Ей было всего семь лет, но она уже понимала, что́ Паул имел в виду под пятном позора. Она слишком хорошо помнила проповеди верховного старейшины о Звере, который выискивает слабые души и сбивает их с пути истинного. И если на тебе печать Зверя, уже не отмоешься. Ты отмечен. Знать бы еще, как выглядит эта печать.
Паул отпустил ее, и Алис сразу же заскучала по теплу его рук. Она выпрямилась на сиденье рядом с торговцем, и они потихоньку двинулись дальше.
Они ехали всю ночь. Паул уговаривал Алис поспать в глубине фургона, но она отказывалась, настаивая, что ей лучше рядом с ним. И все же она заснула, а когда проснулась, оказалось, что она свернулась клубком, как собачонка, у ног торговца, а небо уже порозовело. Наступал рассвет.