Марлин бросила лопатку, еще покрытую липким рисом, на пол и опустилась на колени у дивана, подбежав к нему. Ее глаза, похожие на мамины, блестели слезами.
— Не оставляйте меня тут одну, — сказала она. Уверенная властная сестра трещала по швам. Кого я обманывала? Все в комнате страдали. Я прижала ладонь к ее плечу и использовала ее как опору, чтобы встать на ноги.
Она поднялась на ноги и обвила рукой мою талию. На миг мы прислонились друг к другу. Сладкое тепло. Так могло быть между нами, когда мамы не стало, а папа увядал.
Мои мечты о самодостаточности были разбиты. Сколько занятий я пропустила? И Эд, наверное, думал, что я умерла. Или желал мне этого, ведь я не отвечала на его письма.
Я должна была расстроиться, но, что странно, меня не терзало ощущение поражения. Может, мне не быть бухгалтером. Тогда кем? Я могла решить сама. Поездка в Токио к Совету не будет путешествием в Диснейленд, но как я пойму все, связанное с баку, без этой поездки?
— Нам с папой нужно ехать, — сказала я.
Марлин крепко обняла меня, послышался всхлип, хоть она пыталась приглушить его, уткнувшись лицом в мое плечо.
— Все будет хорошо, — прошептала я.
— Я прослежу за этим, — сказал Кен.
Марлин отодвинулась и обрушила на него всю мощь своего хмурого взгляда.
— Если что-то произойдет с моей сестрой или отцом, я выслежу тебя, где бы ты ни спрятался, и порежу тебя на неровные кусочки.
Ого. Жестокость передавалась в нашей семье.
Кен официально поклонился с серьезным видом.
Мое левое колено дрогнуло, я склонилась на бок. Кен быстро встал, сжал мой локоть, поддерживая с другой стороны.
— Мне нужно в дамскую комнату, — сказала я.
Кен и Марлин помогли мне доковылять до ванной. Кен хотел помочь мне и в самой комнате, но я смущенно икнула и вытолкала его.
Дверь в царапинах закрылась перед встревоженными лицами Кена и Марлин.
Одна и в безопасности ванной, я включила воду на полную, чтобы заглушить звуки и мысли. Я прижалась лбом к влажным ладоням и просто сидела и дышала.
Я рассмеялась, разбитый звук, к счастью, скрыла вода. Все внутри словно взрывалось, как моя маленькая квартира. Фрагмент Кена, дикий бег по зеленому лесу, спас меня на площади Энкени, когда сон Буревестника поджаривал меня изнутри. Он спас меня. И не раз. И я его спасла. Вызволила из замораживающих чар Хайка. Я вспомнила жар его кожи на моей.
На языке появился отголосок кинако. Я сглотнула слезы.
Я прикусила щеку изнутри, чтобы остановить слезы. Не плакать. Я не собиралась плакать из-за парня. Я хотела его. Хотела, чтобы он хотел меня, но именно из-за меня, а не потому, что я удобно оказалась рядом, или что я была баку, а ему нужно было вернуть папу в Японию. Или из-за того, что произошло за последние пару дней. После тех событий было просто сблизиться.
Но что я знала? Может, он целовал всех девушек, в которых было что-то от Тех?
И он страдал из-за своей роли Вестника в Совете. Было непросто любить того, кто считал себя запятнанным. Отношения с Кеном были ловушкой. Ловушкой, полной обоюдоострых лезвий.
Постойте, я сказала о любви?
Блин, как же глупо! Кен из чужака стал тем, о ком я думала как о… черном шоколаде или латте. Нечто сладкое и темное, что помогало вытерпеть мир.
Кошмар.
В дверь постучали.
Я выключила воду и встала. Унитаз еще не закончил смывать, а я услышала, как повернулась дверная ручка.
Я забыла запереться.
Дверь открылась, и стало видно Кена в облике хищного кицунэ, он заполнил проем своими широкими плечами и мужской аурой.
— Не думай, что можешь спрятаться, — прорычал он. Я отпрянула, и он шагнул вперед, отгоняя меня к прохладному фарфору рукомойника.
Он одной рукой закрыл за собой дверь, и я услышала, как щелкнул замок.
— Решил сделать это в ванной? — сказала я.
— Да.
— А как же послание моему отцу?
— Это послание ему не нужно.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть эти темные полумесяцы глаз.
— Ты прячешься тут, успокаиваешь себя словами. Ты не отделаешься от меня так просто, — сказал он.
С закрытыми глазами я поднялась пальцами по его груди, кончики онемели, были холодными, и приходилось давить, чтобы ощущать их.
— Ты будешь отчитывать меня за скрытность, Вестник смерти?
Кен напрягся под моими пальцами.
— Играй честно, — прорычал он, его дыхание обожгло кожу за правым ухом.
— Ведь ты был открытым и честным и не отвлекал меня поцелуями или запахом кинако?
Он фыркнул, убрал мои руки, чтобы прижаться ко мне, жар, сила и вибрирующая энергия курсировали между нами вместе с неровным дыханием.
— Тебе нужно в Японию, как и Акихито. И тебе нужен я.
— Разве? — прорычала я, его близость и эта энергия невероятно заводили. Мои пальцы сжались, словно у меня были когти.
— Да.
— Я уже сказала, что пойду с тобой. Чего еще ты хочешь?
— Больше.
Я повернула голову, чтобы его губы попали на пульс на моей шее, а не на мои губы. Его язык скользнул по моей коже. Дрожь и другое притяжение — голодная тяжесть — хлынули на меня.
— Назови свое другое имя, — прошептал он в мою кожу.
— Что?