Больница поглотила его сразу всего, сделав слабым и поддающимся всему, что бы с ним ни делали. И вечером, улёгшись наконец на кровать, он был доволен, что всё пока кончилось, хотя голоден был, как медведь весной…
Неожиданно приснился сон – воспоминание.
…Года два назад, весной, они зашли с батей далеко в тайгу проверить медвежьи лёжки. Шли тихо, и когда невдалеке раздался медвежий рёв, Ванька схватился за приклад своего «зауэра». Но отец приложил палец к губам и рукой стал показывать в сторону большой поляны. Ванька присмотрелся и среди кустов и осевшего от тепла снега увидел худого, облезлого медведя. Медведь встал перед сосной на задние лапы и, рыча, резко сгибался, обдирая с сосны кору. Некоторое время его не было видно, потом он опять вытягивался во весь рост перед сосной и опять рыча и обдирая дерево, сгибался.
– Тяжело ему сейчас, ох, тяжело. Он всю зиму в туалет не ходил и сейчас у него прямая кишка пробкой заткнута, как бочка. Может, поможем?
– А сможем? – Ванька смотрел на отца, как на волшебника.
– А вот, смотри. – Отец поднялся во весь рост, приложил ладони рупором ко рту и резко, и громко прокричал:
– А-а-а-а-а! – Медведь присел, в ответ хрюкнул и, припрыгнув, поскакал по-лягушачьи в лес, громко пуская газы. Отец весело смеялся:
– Ну, прорвало наконец.
Когда они подошли к ободранной сосне, всё вокруг было усыпано коричневым вонючим медвежьим пометом.
…Ванька в темноте открыл глаза. Пахло из его полуоткрытого, давно не чищенного рта: «Скорее бы операция…»
* * *
Операция прошла успешно. Ваньке вырвали третий обломанный зуб и наложили на челюсти шины. За эти дни ничего не евший, а только пьющий кефир, Ванька стал похож на Дон Кихота, каким его рисуют в книжках.
Он устал от больницы, от общенья с людьми, от невозможности остаться одному и от больничного запаха, который, казалось, въелся ему в кожу. И когда через неделю ему сказали, что за ним пришла машина от Иван Иваныча, очень обрадовался. Врач объяснил, как снимать резинки перед едой, как промывать рот лекарствами, которые ему дадут, и когда приехать на осмотр. Шофёра он знал. Молодой, до тридцати лет, парень был похожим на Иван Иваныча и характером, и поведением. Всю дорогу смеялся и рассказывал весёлые истории из жизни города.
– А ещё тебе жениться сейчас надо, на время. И не бычься. Кто тебе будет бульоны варить? Я? Или Татьяна Александровна? Дак у неё без тебя забот много. И опять же, мужские дела подсобнее справлять со своей женой, а не бегать в поисках по городу.
Ванька предательски краснел, а водила заразительно смеялся.
– Давай вот щас подвернём – вот они стоят, и выберем тебе, какую хошь? – и он наигранно крутил рулём в сторону девчонок, стоявших на обочине, а Ванька испуганно мычал сквозь резинки во рту и тряс головой.
– Что, не хочешь? Ну, не буду, не буду. Живи на кефире, только скоро ты от него дойдёшь до полного мумифицирования…
Наконец приехали.
Оказывается, Татьяна Александровна – это жена шефа, привлекательная ещё, но уже тучная женщина. Она встретила его довольно приветливо, провела по дому, показала, где он будет спать, где мыться, где есть. И, усадив в кухне на мягкий стул, стала расспрашивать о нём самом. Но, поняв, что говорун с Ваньки никакой, спохватившись, предложила поесть.
– Есть я хочу, но челюсть не жует, больно. Мне бы кефира…
– Да какой кефир! Нашёл еду! Я сейчас тебе такой бульон заварганю…
Она открыла кастрюлю, налила в литровую банку супа и затем белой штукой, похожей на штырь с ножичками, загудела.
– Это блендер. Я тебе сейчас промелю до состояния кефира, ты напьёшься и наешься.
И, действительно, сняв резинки, он напился такой вкусноты, что от души сразу отлегло, стало легко и захотелось спать. Татьяна Александровна села напротив, вытянула ноги в чёрных чулках и неожиданно закурила тонкую сигарету.
– Что, хорошо? Ну иди, поспи немного. Скоро Костя придёт из школы, будешь знакомиться.
Ванька поблагодарил и, уйдя, быстро уснул на широком, предложенном ему диване.
* * *
Костя оказался очень похожим на отца и одновременно на мать. Этот парадокс сразу удивил Ваньку, и он даже пытался угадать, как же так могло получиться. Уверенная отцовская крепкая походка, широкие жесты и весёлый нрав. И в то же время материнская плавность и практичность поступков. А в-третьих, было видно, что он явно понимал, чей он сын.
Вечером, он уже свысока, поучительно-самоуверенно высказывал Ваньке:
– Вот тебе сколько? Семнадцать. А что ты видел? Сосны да болота? Зайцев да лягушек, лисиц, да… этих, как их… которые токуют, петухи? А я в шестнадцать полмира уже объехал, за рубежом уже три раза был и в Артек, как в соседний магазин, езжу! Ты, наверное, и телевизора-то не видел?
Ванька психовал: – Видел!
– Ну, может быть, и так. А знаешь, что такое CD-проигрыватель?
Ванька растерялся: – Нет.
– Ха-ха-ха! – смотри.
Костя вставил маленькую блестящую пластинку в небольшой аппаратик и нажал кнопочку. И, удивительно – по телевизору стали показывать самого Костю в длинных трусах и таких же, как он, юношей и девушек.