Повторный брак

Наконец ожидания Маши увенчались успехом. В телефонной трубке прозвучал знакомый голос Семена.

— Машенька, а как вы относитесь к опере?

— О… — выдохнула восхищенная Маша. — Я очень люблю оперу! Правда, давно не была, — честно добавила она.

— А к модернизированным операм как относитесь?

— Да хорошо отношусь, — осторожно ответила Маша, еще не совсем представляя, что же ей приготовил удивительный целитель, который и видит, и лечит, и пишет, да еще и модерн в музыке способен отличить от классики.

— Вот и замечательно. Я хочу вас пригласить в «Геликон-оперу» на «Макбет». — И не преминул прихвастнуть: — У меня там приятель в оркестре — первая скрипка. Туда же так просто не попадешь, вот он и приглашает меня в качестве своего личного гостя, я у них почти весь репертуар переслушал. Завтра сможете?

— Конечно, смогу! — радостно откликнулась Маша. А сама подумала, что, наверное, надо было бы на минуту задуматься, открыть свой ежедневник и многозначительно несколько раз произнести: «Так. так… В три у меня встреча… В четыре заседание… К семи, пожалуй, освобожусь…» Так стратегически правильнее. Но придуманная игра в очень занятого человека ей была чужда, естественность — вот ее важнейшая черта. И зачем производить впечатление совсем другого человека, если она понравилась Семену именно такой, какая есть?

Семен зазывал Машу в «Геликон-оперу» неспроста. Он знал, чем заинтересовать девушку. Потому что сие культурное место было на слуху у всех продвинутых любителей музыки, привыкших посещать выдающиеся музыкальные мероприятия Москвы. Семен впервые попал туда по совету Ларисы Павловны. Тогда она решила заниматься его образованием, выводила в люди, поскольку надеялась сделать из него этакого светского льва. Но потом махнула рукой: Семен больше годился для другой роли, которую приличные дамы не афишируют. Но из тогдашнего краткого знакомства с театрами Москвы Семен запомнил «Геликон-оперу». Хотя к опере он относился довольно равнодушно, но современная опера ему понравилась. Однажды он даже сидел на приставном стуле прямо в проходе, во втором ряду. И вдруг увидел среди оркестрантов за первым пультом своего старого школьного приятеля. В антракте он пробрался за кулисы и разыскал его. Встреча была неожиданной и радостной, и уже вечером они сидели в ресторане и разговаривали о жизни. Оказалось, у них во многом схожие взгляды, они как будто заново познакомились. С тех пор, когда Семену хотелось развеяться, Марк заказывал ему билет. Потом они шли куда-нибудь ужинать, болтали на разные интересные для того и другого темы и были очень довольны двойным развлечением. Марк рассказывал разные байки из жизни музыкантов, любил прихвастнуть очередным романом с новой скрипачкой или арфисткой. Глаза у него при этом плотоядно загорались, новые пассии, по его рассказам, влюблялись в него по уши, к тому же все без исключения были красавицами и талантливыми музыкантами. Семен подозревал, что Марк сильно привирает, потому что в оркестре играла его жена, а уж она не допустила бы вольностей мужа на глазах всего коллектива. Но Марк сочинял так вдохновенно и правдоподобно, что Семен невольно заслушивался его историями и даже иногда какие-то эпизоды вплетал в сюжеты своих книг.

— Слушай, старик, я тут недавно такую виолончелистку склеил, — хвастался Марк, с жадностью поедая огромную отбивную и запивая ее ананасовым соком. — Девушка — неземной красоты. Училась у нас в консерватории, а наш художественный руководитель принимал у нее экзамены и заманил ее к нам. Играет — как богиня, не поверишь. Я в ее сторону даже смотреть боялся, так хороша. А она возьми да влюбись в меня! Прямо глаз с меня не сводит. Сидит напротив меня, как у нее пауза — только на меня и смотрит. Даже как-то неудобно. Девчушке только двадцать стукнуло, я ей в отцы гожусь, а тут такие нешуточные страсти.

— В какие еще отцы, Марк? Опомнись. Тебе же всего тридцать два! Не в двенадцать же ты мог ее родить!

— А что? Вполне мог! Я знаешь какой в юности был могучий!

— В какой юности? В детстве! — махнув рукой, смеялся Семен. — И то, я думаю, в двенадцать ты даже не знал вкуса девичьего поцелуя.

— Ну что ты мне песню портишь? — возмутился Марк. — Я тебе о любви, а ты мне о младенческом возрасте. Не хочешь, не буду рассказывать… — надулся он.

— Нет уж, раз начал, давай продолжай, твои истории всегда вселяют в меня надежду. Когда-нибудь и меня полюбит красивая и талантливая барабанщица.

— Девушки на барабане не играют, — машинально поправил его Марк. — Так эта девушка приехала из Калининграда. Который бывший Кенигсберг. Глаза у нее зеленые — все время смеются, представляешь? Глаза смеются! Ты такое когда-нибудь видел?

— Наверное, нет, — признался Семен.

— Носик пряменький, прямо идеальной формы. Волосы темно-русые, она их в косу заплетает. Представляешь — коса в наше время! А такое ты видел?

— Пожалуй, нет, — опять вынужден был признаться Семен.

— Ручки изящные, запястья тонкие. Смычок держит, как будто он из хрусталя. Ножки — закачаешься. Щиколотки тонкие, аристократические…