Повторный брак

Маша поняла: воспевание необыкновенной жены было проведено с дальним прицелом — вдруг новая гостья влюбится в художника и захочет за него замуж? А он ее честно предупредил — место занято, нечего зариться на чужое добро. И только после такой продолжительной прелюдии — угощение, знакомство с произведениями искусства, развлечение в виде романсов и мимолетного предупреждения, что он человек несвободный, художник предпринял новые попытки увлечь ее на несвежее покрывало, которым был застелен продавленный диван. Маша вежливо отказалась от предложенной чести, чем несказанно удивила художника. Видимо, его сценарий обычно срабатывал. А тут такая неожиданная осечка. Он уговаривал ее минут десять, обещал райское блаженство, говорил, что влюбился в нее с первого взгляда, но Маша была тверда и непреклонна. Все как-то обошлось… Все-таки поклонник ей попался очень приличный. Руки ей не заламывал, поцелуями не допекал, в припадке ярости за дверь не вытолкал. Полюбовался на выпирающую из-под скромного свитерка грудь и с сожалением снова вздохнул.

Но тут же утешился:

— Хорошо хоть живешь ты рядом, провожать недалеко. А то некоторые живут где-то у черта на куличках.

Они попрощались. Художник осторожно помог надеть ей пальто и даже застегнул все восемь пуговиц. Вышли на улицу, и он на своем серебристом «Вольво» довез ее до дома за три минуты. Еще раз с сожалением вздохнул. («Прямо мастер многозначительных вздохов», — подумала Маша), и поцеловал ей на прощание здоровую руку.

— А то может, передумаешь? Ты мне понравилась — и фигуристая, и живешь близко…

Маша не умела сразу отказывать добрым людям, и поэтому ей было гораздо легче соврать.

— А вы мне позвоните. Дня через четыре. Я тугодумка…

Ее душил смех, и дома она первым делом бросилась к телефону. За то, что Машка провела в гостях у незнакомого человека целых полтора часа, Аня ее очень ругала. Она ей все провода оборвала, дозваниваясь. Уже хотела в милицию сообщить. Потом удивилась, сколько всего они успели за это время. А в конце порадовалась, что Марии удалось отстоять свою честь.

«Почти Рублев» позвонил ровно через четыре дня, и когда Маша промямлила, что, кажется, сломала ногу, сурово перебил ее:

— Ты уж лучше честно скажи, что я тебе не понравился.

Мария пыхтела, краснела, обливалась потом: правда ей давалась в таких случаях с огромным трудом. Больше всего на свете она боялась обидеть неплохого, в сущности, человека. Потом преодолела себя и брякнула:

— Не то чтобы вы мне не понравились. У меня уже есть один мужчина… — все-таки соврала она.

— Да хоть десять. Мне они не конкуренты! — Он уже не в первый раз пытался заинтриговать Машу своими мужскими возможностями. Но Маша была непреклонна. И ей почему-то совсем не хотелось проверять, так ли могуч в постели заслуженный художник, как он себя рекламирует. Ей казалось, что семьдесят два года — не тот возраст, чтобы ставить сексуальные рекорды. Но если он так в себе уверен, то пускай ставит. Только не с ней. Есть много девиц, которые обрадовались бы, обрати он на них свое внимание. Правда, как он объяснил, живут они далеко…

— Лучше я вам когда-нибудь сама перезвоню, — на прощание сказала Маша и положила трубку. На этом все и кончилось — гордый художник ей больше не звонил, и вскоре она его забыла.

В жизни Марии было много подобных интересных случаев, которые зануда Анька называла дурацкими или нелепыми. Маша знала себе цену — она была симпатичная и яркая, смешливая и озорная. Мужчины за ней бегали толпами. Иногда она боялась лишний раз поднять взгляд на проходящего мимо мужчину. Он запросто мог забыть свой прежний маршрут и развернуться на сто восемьдесят градусов. Только бы плестись за ней и ждать — вдруг она обратит на него свое высочайшее внимание. Один поддатый дядька с внешностью спившегося художника или актера терпеливо тащился за ней полтора часа от метро до ее дома, поджидая у каждого магазина, куда ее заносило по пути. За время этого длинного пути он ей наговорил много приятных слов, осыпал комплиментами, как никто до этого. И уже у подъезда сделал предложение, церемонно преклонив колено и поцеловав подол ее платья. Консьержка от изумления чуть не выпала из будки, прохожие оглядывались и смотрели на происходящее дикими глазами, но Маше почему-то все это было очень приятно, хотя она и испытывала некоторую неловкость. Лучше бы такая церемония происходила за углом, возле контейнеров с мусором. Там хоть не бродят праздные люди.

Аня ее осудила и в этот раз:

— Почему ты его не прогнала? Сама же говорила — по виду полный алкаш.

— Аня, ты даже не представляешь, какие красивые слова он говорил! — прижала руки к груди Маша, сияя, как будто ей уже сшили подвенечное платье. — Если бы у него еще вид был поприличнее…