Повторение пройденного

Берлинские пригороды. Аккуратные домики и газончики. Асфальтированные дорожки и дорожки, посыпанные желтым песком. Гаражи на одну-две машины, и собачники на одну-две персоны. Фонтанчики с рыбками и без рыбок, с плавучими растениями и без них. Пивнушки и магазинчики с ровно расставленными кружками, бутылками и товарами в поименованных упаковках. Теннисные корты и автобусные остановки, похожие на рекламные. Бензоколонки на манер американский, садики на манер французский, цветники на манер голландский… И все сияет, зеленеет, желтеет, краснеет — пугает своей педантичной аккуратностью. И все до приторности миленькое, до безвкусицы красивое, до отвратительности чужое. Но глаза и воображение дополняли пейзаж. В домашних альбомах и просто на стенах — аккуратно подклеенные и окантованные фотографии. Сколько мы видели таких! Он и она на фоне домика и газончика. Он и она с детьми. Она и они на фоне садика и фонтанчика. Они и он у машины и у цветника. Она и он без детей. Он в форме и без формы. Она в военном, он в цивильном. И тут же рядом, не на стене, в альбоме, он и она вне всякой одежды, даже цивильной.

Берлинские пригороды! Война пришла сюда. Пришла и неумолимо принесла то, что было порождено на этой благополучной, вылизанной, приглаженной земле теми, кто фотографировался на фоне домиков и газончиков, когда горели украинские и русские избы, крытые соломой, теми, кто раскрашивал бензоколонки и автобусные остановки, пил пиво и подстригал кустарники, а затем с автоматом в руках шел на далекий Восточный фронт — и жег, стрелял, пытал, взрывал, унижал, насиловал и опять жег, стрелял, пытал…

Нет, сюда война не принесла и малой доли того, что она принесла на нашу землю. Здесь были битые стекла и щебень от артиллерийских обстрелов, трупы сопротивлявшихся в боях, случайно пострадавшие от воздушных налетов, и страх — безумный страх перед армией большевиков, который, впрочем, не мешал уже через час после окончания боя тянуться к солдатским «красным» кухням за едой и хлебом, разыскивать «красного» коменданта, дабы узнать, когда будет работать водопровод, и приносить своих детей в переполненный ранеными и умирающими медсанбат на предмет обнаружения поноса…

Берлинские пригороды. В уютном домике мы выкладывали из «сидоров» концентраты — гороховый суп, пшенную кашу — и двухдневный запас кускового сахара, чтобы отдать все хозяйке: у нее двое детей и муж на войне, а в это время в нас стреляли эсэсовцы с чердака. Мы несли с Вадей раненую девочку в медсанбат, когда по нас ударили засевшие в кирхе фольксштурмовцы. Мы долго растолковывали старухе немке, жившей когда-то в России, что у нас нет общих жен и их не отпускают по карточкам — в первую очередь большевикам, потом уже беспартийным, а в это время мальчишка фаустпатронщик с пятидесяти метров целился в нас. Мы вытаскивали из затопленного немцами подвала не известной нам ценности и важности, но старинные книги и рукописи, а из дома напротив прицеливались в нас три снайпера…

Двадцать четвертого на рассвете мы вышли на разведку постов, а уже через два часа вели привязку тяжелой гаубичной батареи. Огневики наспех готовили позиции, когда по Берлину ударили «катюши». Наконец открыли огонь и наши гаубицы.

Загудели берлинские пригороды. Взревело небо. Затряслась, задрожала земля. Двинулись танки. Пошла мотопехота. Стали готовиться в путь тылы.

— По машинам! — прозвучал голос командира дивизиона майора Катонина.

— По машинам! — повторили его командиры батарей.

— По машинам! — раздалась команда взводных.

Впереди был город Тельтов, а за ним последняя переправа через Тельтов-канал.

…Прежде я никогда не ездил на настоящем велосипеде. В общем-то, естественно, хотя и стыдно. Когда мне было три года, родители купили мне трехколесный велосипед, которым я забавлялся почти до школы, и — все. На этом мои занятия велосипедным спортом закончились. Другого велосипеда у меня так и не было.

Но, слава богу, я получил поддержку.

— Я вот все хотел спросить тебя: ты на велосипеде умеешь кататься?

— Нет, а ты?

— И я не умею, — признался Саша. — Вот если бы на лыжах.

На лыжах действительно! Я тоже предпочитал бы лыжи. В Ногинске, а затем в Гороховецких лагерях мы усиленно занимались лыжной подготовкой. Мы отрабатывали технику лыжного шага и бегали кроссы. Мы ходили на лыжах заниматься практической подготовкой топографа, таща на спине тяжеленный теодолит да еще солдатскую амуницию, и даже в подшефный колхоз шли лыжной цепочкой.

Сейчас о лыжах смешно вспоминать. Сейчас 25 апреля. Сейчас в Берлине, как только миновали Тельтов-канал, нам потребовались для быстроты велосипеды. Они были. Но кто из нас умел ездить на велосипеде? Или кататься, как сказал Саша?

Мы с Сашей явно не умели.

— А я умею, — почему-то виноватым голосом произносит Вадя. — У меня до войны… Мне мама купила велосипед… И я как-то сразу научился.

Младший лейтенант Заикин обнадежил нас:

— Это ерунда. Сядете и поедете.

Володя засмеялся:

— Ну, знаете, ребятки, стыдно! Уж на велосипеде не уметь!