Повстанцы

— Не слушайте никаких разговоров. Выкуп тяжелый? Королевские и чиншевые побольше выплачивают, а взгляните, как живут! Вы хозяева разумные, подстрекателей не слушайте. Есть царский манифест, есть законы, обязательные для господ и для мужиков. По законам все и будет улажено.

Юрист снова принялся излагать манифест и законы, поскольку-де появились разные всезнайки, которые людей с толку сбивают. Крестьянам надо договориться с помещиками насчет выкупаемой земли, чтобы обе стороны были довольны. И юрист вытащил лист, напечатанный крупными буквами, и показал его крестьянам:

— Если не верите мне, поверьте словам всеми нами чтимого пастыря, его высокопреподобия епископа. Кто из вас грамотный?

Читать умел один Бразис, да и то лишь из своего "Златого алтаря". Поэтому за чтение взялся сам пан Юркевич:

— Послушайте, что говорит епископ: "Мотеюс Кази мерас Волончевский, божьим милосердием и милостью апостольского престола епископ Жемайтийский. Труженикам, любимым овцам моей паствы привет и благословение".

Молитвенно слушали трое крепостных святые слова, торжественно возглашаемые паном Юркевичем. А тот читал дальше пастырское послание о том, что августейший государь Александр Второй издал новые законы для облегчения крестьян, которые надлежит принять с открытым сердцем, как подобает верующим католикам, не истолковывая их превратно; что эти законы — начало, а потом станет еще лучше, но правительству понадобится еще несколько лет для полного устройства, и пока нужно пребывать в повиновении панам.

Юрист повысил голос:

— "В особенности не считайте врагами господ и владетелей ваших, но всегда оказывайте им добросердечность, дабы и они смогли вас полюбить. Знайте — они первые ходатайствовали перед августейшим государем, чтобы царь благоволил вас освободить и объять заботой, жертвуя при этом ради вас своими господскими выгодами. Потому живите с ними в согласии, единении и любви, яко со старшими братьями. Не старайтесь также, возлюбленные чада духовные, избегнуть трудов, ибо без труда ни у кого не будет и хлеба… И еще прошу вас блюсти спокойствие, дабы не нанести себе ущерба. Молитесь за августейшего государя, за самих себя, за господ и владетелей ваших и за меня. Мотеюс Волончевский, епископ".

Юркевич глянул на крестьян в ожидании одобрения.

— Так что ж, друзья, правильно пишет епископ?

— Не нашей голове о том решать. Коли епископ, так уж, наверно, правильно, — отозвался наконец Кедулис.

— Конечно, — подтвердил юрист. — А коли правильно, так нужно ему повиноваться. Вот вы не слушались, и наказанье на себя навлекли. Епископ говорит — еще несколько лет оставаться под панской властью. Но паны и правительство желают облегчить ваше положение и все уладить уже в будущем году. Начинать надо с нынешнего года. Первым долгом — договориться о паном, сколько и какой земли получать, где эта земля будет.

Мужики озадаченно глядели на юриста. Бразис не вытерпел:

— Как это, барин, где? Нам думалось, ту самую землю получим, которой сейчас владеем. Все говорят.

— Говорят те, кто не знает, — возразил юрист. — В манифесте ясно сказано. За помещиками сохраняется право свободно заключать с крестьянами договоры — где, сколько и какой земли и на каких условиях они получат. Пан Скродский поручил мне по этому поводу с вами потолковать.

Бразис снова усомнился:

— Так, может, барин, с хозяевами всего села рядиться? Мы втроем не можем за всех ответ держать.

— Потом будем и со всей деревней договариваться. Но сначала хотим условиться с вами. Вы — самые старые и самые разумные. Дело серьезное и нелегкое. Надо его хорошенько обмозговать, обсудить, а с кем? Бальсисов сын в бегах, Норейка и Вашкялис всегда горячку порют, Микнюс и Жельвис — примаки, у Янкаускаса сын сорвиголова, Якайтис с Григалюнасом тоже не подходят. О других и говорить нечего. Остаетесь вы трое, на вас и пан Скродский полагается, и деревня вам доверие окажет.

Мужикам по душе пришелся столь лестный отзыв. Это были самые темные и косные крестьяне Шиленай, земляки их высмеивали и презирали. Хотя все трое имели по наделу, но строения у них в усадьбе чуть держались, а скот еле ноги волочил. Несмотря на обет трезвости, они любили выпить и крепко увязли в долгу у корчмаря. Теперь, после слов юриста, они вдруг почувствовали себе дену и стремились оправдать похвалу.

Тем временем зашла Агота и пригласила Юркевича на полдник.

— Знаете, панна Агота, — промолвил юрист, — принесите-ка сюда поесть. Не мешало бы перекусить и соседям, шиленским хозяевам. Скажите пану Пшемыцкому — он знает, как все устроить. Пусть ведет сюда и войта.