Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

Консул, зачитывая присланную из Петербурга бумагу, встал, но не из уважения к хозяину дома, как было подумал Герцен, а из уважения к тем, кто его послал: к графу К. В. Нессельроде и шефу жандармов графу А. Ф. Орлову. Каково же было удивление консула, когда он услышал от хозяина, что тот никуда ехать не собирается.

— Да как же это? — сокрушался консул. — Позвольте, чего же я напишу? По какой причине? Что же я скажу — ведь это ослушание воли его императорского величества!

— Так и скажите, — предложил Герцен.

— Это невозможно, я никогда не осмелюсь написать это, — лепетал чиновник и всё больше краснел. Он предложил Герцену сказаться больным, но тот, естественно, отказался. Договорились, что Герцен сам напишет ответ в Петербург, адресованный графу Орлову — вариант обращения Герцена к себе лично консул отверг, опасаясь неприятностей.

Позже русские дипломаты, конечно, свыкнутся с поведением революционеров и услышат от них и не такие дерзкие ответы. А пока — на дворе стоял 1849 год — им всё это было в новинку, странно и страшно.

Писатель В. В. Крестовский, отправившийся в 1880 году в кругосветное путешествие с экспедицией адмирала С. С. Лисовского, в турецком городе Смирна имел возможность общаться с почётным консулом России, который выступал в роли экскурсовода по местному базару для русских моряков. Это был любезный и очень обязательный человек, но имел один недостаток: он не только не говорил, но и не понимал ни слова по-русски. «При всех достоинствах таких консулов позволительно, однако, усомниться в их полезности, — сетует писатель. — И в самом деле, для кого и для чего они здесь существуют?» Ведь ни один русский приказчик или купец, не владеющий французским, турецким или греческим языками, не смог бы объяснить ему своё дело! Значит, нужно искать переводчика, владеющего умением написать деловую бумагу и оформить её в соответствии с канцелярскими требованиями. «Представьте же, какая это сложная… и дорогостоящая процедура, — возмущается писатель, — и каким это способом будет какой-нибудь Пахом Ферапонтов… из Весьегонского уезда отыскивать себе переводчика, если даже в составе лиц, служащих в консульстве, нет ни одного человека, понимающего по-русски?»

Очевидно, что Крестовский, будучи формально прав, не учитывал трудности для Министерства иностранных дел России подобрать в таком захолустье, как Смирна, стоящего человека, владеющего русским языком: «Небось, англичане нигде не посадят на такой пост человека, не знающего по-английски, да и никто, кроме нас, этого не делает». Писателя возмущает, в частности, то обстоятельство, что почётные консулы используют своё консульство в личных целях — для улучшения своего гешефта. В большинстве своём, по его мнению, это люди из тех русскоподданных армян, евреев и греков, которые приняли подданство исключительно для того, чтобы ускользнуть от турецкой юрисдикции и под покровительством МИД России творить свои тёмные делишки. «Такие "русскоподданные" в громадном большинстве своём составляют то, что называется нравственной сволочью», — заключает он. (При этом он ошибочно полагает, что внештатные консульства находились на содержании русской казны.) Что ж, в семье не без урода, прохиндеи и недобросовестные люди были и среди почётных консулов. Что касается англичан и других наций, то и у них с этим делом было не так уж мало проблем.

Взору всякого постороннего человека, знакомившегося с жизнью консулов в качестве туриста, обычно представляется экзотическая и умилительная картинка, приводящая наблюдателя в полный восторг. Так случилось и с Крестовским. Русское консульство в Нагасаки расположено над районом Омуру застроенном европейскими негоциантами в колониальном стиле со своеобразной примесью «японщины», сообщает В. В. Крестовский. Чтобы попасть в консульство, нужно было подняться с набережной по дорожке вверх, миновать католическую миссию, свернуть вправо мимо старых тенистых деревьев и живых изгородей и выйти к одноэтажному деревянному домику на каменном фундаменте с русским государственным гербом при входе.

«Домик построен в русском вкусе, с резными из дерева (впрорезь) полотенцами, петушками и коньками на гребне крыши и над фронтоном сквозного крыльца, через площадку которого вы проходите прямо в сад консульства, — пишет Всеволод Владимирович. — При офисе… маленький дворик, и тут на высоких бамбуковых шестах качаются три презабавные макаки, одна из которых преуморительно отдаёт честь входящим, прикладывая руку к виску и громко щёлкая языком». Жилая часть дома украшена застеклённой верандой, из которой открывается прекрасный вид на залив, усыпанный судами, на набережную и противоположный берег.