Андрей Борисов, написавший в конце XVIII века Житие Андрея Дионисьевича, описывает такие душевные качества киновиарха, как терпение, рассудительность, воздержание, мужество и постоянство, отсутствие высокомерия. «Не имея же отнюд в себе вышемернаго о себе мнения, аще и весма бысть премудр, достаточен и справедлив во всех разсуждениях, но всегда мнения своя во общебрацких делах прочим предъявляаше. Аще же когда бываше в соборном разсуждении какое дело, то толико во оном истину изобретааше и при том и братию требованием от всех совета всесмиренно утешааше, яко и до самых последних и подлых вопрошениями дохождааше и от них разсуждения восприимати не стыдяашеся». «Всегда бо во всем и везде сие при себе имеяше: в пустыни и в градех и во многом повсюду странствовании своем, аще в пищи и питии, аще в словесех и молчании, аще в хождении и седении, аще во бдении и спании». «Такожде и одежды ношаше по церковному уставу по времени и месту: в простыя дни простыя крашенинныя и пониточныя, иногда же и сии уже многоплаченыя, когда в работе со братиею труждашеся. Егда же господский великий праздник бываше, тогда в церковное собрание на славословие Божие в лучшей одежде прихождаше. Аще качеством и дражайше несколко простых материй, но точию присно цвет черный содержаше, якоже и у всей братии, и во всем последоваше отцем пустынным. Щапства же излишняго во всяких вещех зело не любляше и яко во одеждных покроех, тако и в прочем наипаче всегда пустынную святую простоту лобызаше и сею, аки гривною златою, украшашеся. Иностранных же поступок и обычаев… вельми ненавидяще и буйством (безумием. — К.К.) сие порицаше»[57].
Не последнюю роль в выборе Андрея Дионисьевича в качестве настоятеля Выговской пустыни сыграло и то, что он происходил из семьи, тесно связанной с деятелями раннего старообрядчества, имел близкие духовные контакты с известными учителями старой веры. Так, его наставником в молодые годы был чёрный диакон Игнатий Соловецкий, духовным отцом — старец Варлаам (в миру — Василий Быков), активный помощник Германа Соловецкого и Емельяна Повенецкого в организации второй Палеостровской «гари» 1688 года, принявший постриг от инока Корнилия Выговского. По свидетельствам письменных источников, Андрей Дионисьевич пользовался любовью иноков Корнилия, Виталия Московского (который завещал ему свою мантию), Прокопия Нижегородского, соловецкого иеромонаха Пафнутия, соловецкого соборного старца Геннадия Качалова.
Глава третья
«Северный Иеросалим»
Начало Выговского общежительства
Созданная трудами первых настоятелей Выговская киновия представляла собой поистине уникальное явление. Хотя для организации внутренней жизни киновии её основатели воспользовались древними уставами Соловецкой, Кирилло-Белозерской, Троице-Сергиевой и Иосифо-Волоколамской обителей, особенностью её было то, что иноков здесь жило совсем немного (так, по переписи 1723 года, во всем старообрядческом суземке числилось только 11 монахов), а подавляющая часть насельников оставались бельцами. Даже первые духовные отцы общежительства — братья Андрей и Симеон Дионисьевичи, Даниил Викулин, Пётр Прокопьевич — монашеского пострига не принимали. «Это… была община, устроенная ревнителями национальной старины на древнерусских началах, причём в неё входили и имели самостоятельное значение и элементы религиозные, и чисто земские. Стремясь к вечному спасению и считая себя поборниками правой веры и древлеотеческого благочестия, выговцы сообразно с этим старались придать и придали своей пустыни аскетический монастырский характер, причём начала для устройства своей религиозной жизни они заимствовали из порядков и обычаев древнерусских монастырей»[58].
Вместе с тем, будучи потомками предприимчивых новгородцев, выговцы, когда это стало необходимым, смогли посвятить себя и чисто материальным, житейским делам. С самого начала они вели не только натуральное хозяйство, но занимались торговлей, промыслами, ремёслами, благодаря чему Выговское общежительство стало играть весьма значительную роль в хозяйственной жизни Русского Севера. «Духовная и материальная жизнь человека и общества нераздельно связаны друг с другом. Хозяйственный стиль в большинстве случаев выступает проекцией определённой “картины мира”, “символического выражения мирочувствия”. Особенно это справедливо по отношению к традиционному или средневековому обществу, в котором мировоззрение определялось религиозными ценностями, поскольку большинство людей верили в Бога»[59].