Повседневная жизнь советской коммуналки

Проснулись мы точно вовремя – от перезвона кремлевских курантов. И как же емко и вместе с тем пусто били они по утрам! – особенно сонным зимним утром, когда знаешь, что дверь нашего подъезда с восьмью квадратными оконцами, сплошь обросшими за ночь белым пушистым инеем изнутри, опять прихватило морозом, ведь под утро ее в сильную стужу всегда прихватывало так, что пока мама, выпустив меня по обыкновению вниз, на площадку, а сама еще стоит и под тусклым плафоном роется в сумочке, ища мелочь на метро, – я уже успевал основательно отшибить себе зад, прежде чем открывалась наконец эта несносная дверь подъезда».

* * *

Не совсем понятно, почему руководители СССР не просчитали такую возможность и не провели шнур для радиоточки прямо в стену, без возможности полного отключения. Вероятно, дело в том, что в этом случае снабжать все многомиллионное население государства репродукторами пришлось бы за счет государства, а так каждый приобретал его сам. А может быть, власти даже не допускали мысли, что кто-то ослушается и самостоятельно, добровольно отключит себя от единственного для многих и обязательного для всех источника оперативной информации.

И лишь сравнительно недавно, когда вся эта система уже отживала свой век, какой-то просветленный человек вдруг догадался применить так называемую «защиту от дурака» – сделать радиовилку (и, соответственно, радиорозетку) не с круглыми, а с плоскими штырьками.

* * *

Свобода подключения к радиосети давала возможность так называемым радиохулиганам радиохулиганить не только с помощью радиопередатчиков, но и с помощью сети проводного вещания. Хулиганы знали свое дело – они каким-то хитрым образом отсоединяли так называемые ограничительные сопротивления и, воспользовавшись непродолжительными перерывами в вещании, пускали собственные песни, часто матерные.

Я, будучи школьником отнюдь не старших классов, обходился без подобных хитростей. Просто подключал радиорозетку к усилительному выходу магнитофона «Комета-201» – и пара соседних этажей нашего подъезда наслаждалась песнями Аркадия Северного и братьев Жемчужных. Никаких сопротивлений я не обходил, не отключал. Не дожидался и перерывов – мощности старого катушечника с постоянно снятой лицевой панелью (приходилось часто поправлять съезжающие пассики и вытаскивать зажеванную пленку) вполне хватало, чтобы перекрыть монотонный бубнеж очередного советского диктора.

Впрочем, хулиганам, по всей видимости, было мало нескольких квартир, а для того, чтобы взломать вещание во всем доме, как раз и требовались эти танцы с бубнами.

Вместе с тем призываю читателей – особенно малолетних и склонных к чрезмерному употреблению бодрящих напитков – воздержаться от подобных опытов. Хотя бы потому, что это радио давно уже никто не слушает и все ваши труды окажутся напрасными. Несмотря на то, что все жилые здания до сих пор сдаются с проводными радиоточками, а в квитанции за коммунальные услуги значится некая незначительная сумма за оплату этой абонентской услуги, радиоприемники никто не покупает и не подключает. Действительно, сумма настолько мизерная, что она совершенно не заметна на фоне других, гораздо более внушительных позиций коммунальной квитанции. К тому же, заплатив единовременно некую более ощутимую сумму, эту услугу можно вовсе отключить.

* * *

Совместный досуг был если и не нормой в коммуналках, но, во всяком случае, явлением распространенным. Удивительно, однако, что при этом коммунальные романы были делом очень редким. Видимо, дело в том, что для зарождения романтического чувства нужна некая тайна, загадка, интрига. А какая тут интрига, если у всех трусы над одной плитой сушатся, и все в один сортир ходят, стены которого, ясное дело, пропускают звуковое сопровождение процесса.

А если что-то вдруг случалось, то оказывалось под вопросом продолжение романа. Многие счастливые семьи так и не стали счастливыми семьями просто потому, что завести ребенка было невозможно в принципе. Я прекрасно помню, как на рубеже 1960—1970-х годов наше семейство жило в коммуналке. Мы занимали комнату 13 метров, вытянутую, словно фломастер. Там были две кровати, какая-то тахта и стол. При этом каждый предмет использовался как спальное место на двоих человек – на кроватях и тахте спали валетом, то есть, для экономии места, ноги размещали рядом с лицом товарища по лежбищу. Стол же использовался как двухэтажная конструкция – один человек спал на столе, а другой – под столом. Как я при таких-то условиях появился на свет – совершенно неясно.

И неудивительно, что именно квартирный вопрос наиболее решительно портил демографическую статистику.

* * *

Впрочем, жизнь шла своим чередом, несмотря ни на что. Анатолий Рыбаков описывал – как антитезу парадному Арбату – убогую коммуналку на окраине Москвы:

«Четырехэтажный неоштукатуренный дом стоял на отшибе. Они прошли по длинному коридору, слабо освещенному, с бесчисленными дверьми по сторонам. Перед последней дверью Катя сказала:

– У Маруси друг… Ты ничего не спрашивай.