А вот мемуары другого пользователя социальных сетей, господина
И многое другое прочее продавалось в керосиновых лавках, просто сейчас вспомнить все невозможно. А вот керосин продавался по такой технологии: в прилавок был вделан небольшой бассейн из нержавеющей стали (площадью примерно полтора на полтора метра и глубиной не менее полуметра), над которым высился кран, из коего продавец регулярно пополнял этот микробассейн, а потом брал в руки черпак дозированной емкости, зачерпывал им керосин и наливал его в посуду клиента через воронку. После того как большинство московских домов были газифицированы после войны, еще долгие годы во многих подъездах сохранялся специфический запах сгоревшего керосина (похожий на тот, который иногда бывает ощутим сегодня при посадке в самолет на поле аэропортов), и этот особый запах очень часто, увы, “сдабривался” запахом кошачьей мочи».
Нечто подобное было и в других городах, а не только в Москве. Вот, например, Кишинев: «Характерные деревянные ворота и такой же покосившийся забор долго напоминали мне о ее [лавки] существовании и после, когда надобность в керосине в быту кишиневских хозяек отошла в прошлое.
Таких керосиновых лавок было много в городе. Вот сейчас, кроме нее, навскидку помню две – тоже отдельно и за заборчиком… Наличие дворика, трава во дворе, отдельный доступ вовнутрь, незабываемый запах керосина, а в целом что-то милое сельское или провинциально-кишиневское. Это, можно сказать, сердце той необъятной системы, которая охватывает весь город или даже страну. И которая с шумом бодро и зло горящего примуса или керогаза активно проявлялась с самого утра и до вечернего чаепития в каждом дворе. Когда жителям, чтобы не задохнуться в маленьких квартирках, приходилось выносить яростно шумящие приспособления во дворик или даже на улицу перед входной дверью».
А полярник Игорь Зотиков в книге «Зимние солдаты» подробно описывал технологию этой торговли:
«Бабуся, отстояв небольшую очередь, подавала керосинщику большие стеклянные бутыли-четверти – другой посуды для керосина тогда почти ни у кого не было. И керосинщик наливал в них мерным литровым черпаком золотистую жидкость из большой железной бочки без верха.
Запах керосина очень нравился мне тогда. Он нравится мне и сейчас, несмотря на то, что половина моей жизни впоследствии была связана с реактивными двигателями, работающими на керосине, и он мог бы мне надоесть.
Иногда бочка керосинщика оказывалась полупустой. Тогда, перед тем как разливать керосин, он открывал кран над бочкой. Мощная струя выбегала из крана, и можно было, подойдя к бочке, смотреть в окруженное светлой пеной место падения струи, наблюдая ее борьбу со стоячей жидкостью».
Неудивительно, что керосинные лавки больше всех нравились детям.
Исполнив свою благородную функцию, практически все керосинные лавки стали превращаться в хозяйственные магазины. Других вариантов использования этих помещений практически не было. Хотя исключения, конечно, бывали. В частности, в Коломне, там, где с 1940-х по 1980-е годы торговали керосином, сейчас – часовня Святой мученицы Параскевы Пятницы. Но это потому, что в середине прошлого столетия керосиновую лавку оборудовали в помещении этой часовни, построенной еще до революции.
А так по всей стране вдруг появилось множество маленьких, неудобных «хозяйственных». В них в принципе было невозможно ни развесить шторы для ванной, ни расставить горшки для цветов, ни с комфортом разместить садовый инвентарь. Зато там пахло керосином. Окрестные жители удивленно покачивали головой – дескать, надо же, вот что значит – память. Керосина давно уже нет, а его запах все мерещится.