Повседневная жизнь советской коммуналки

Впрочем, гораздо больше было просто бытового хулиганства. Историк Георгий Андреевский опиcывал одного из таких бесчисленных любителей покуролесить: «В 1925 году в доме 4 по Доброслободскому переулку, что на Разгуляе, жил инженер Дцинзельский. По коммунальной квартире он разгуливал в исподнем, а в своей комнате перед окном мог пройтись и голышом. Вообще он был шутник: соседским детям мазал лица мылом, приходящих ранним утром молочниц тискал так, что они визжали как поросята, будя жильцов дома. По ночам, бывало, он так свистел, что соседи заслушивались и не спали. Зная артистическую натуру инженера, соседи ему многое прощали. Не мог его простить только домоуправ. Дцинзельский обзывал его Чемберленом, этим врагом трудового народа, акулой капитализма. Труженик коммунального хозяйства больше всего на свете боялся, что кличка эта прилипнет к нему и отразится на карьере. Он даже добился того, чтобы Дцинзельского оштрафовали на 20 рублей. В тот же день проклятый инженеришка подошел к домкомовскому клубу, когда там кончилось собрание, и при всех жильцах вновь обозвал его Чемберленом. Домоуправ спрятался от него в уборной и вышел из клуба, только когда стемнело. Дома он слег в постель и вскоре умер».

Действительно, подобные, на первый взгляд совершенно безобидные шутники могли, что называется, нарубить дров. С коммунальными вредителями всячески боролись – и с помощью закона, и, что греха таить, с помощью хорошего кулака, и сатирическим пером. Однажды в «Крокодиле» опубликовали вот такой стишок:

Тили-бом, тили-бом, едет склочник в новый дом.
С ним старья и хлама груды: слухи, дрязги, пересуды,
Патефон, обрывки книг, сеть подвохов и интриг,
Смесь корзин и чемоданов, тьма клопов и тараканов!
И как кончит переезд, он всех соседей переест.

Там же изображали омерзительных соседушек в залатанных халатах, с бигуди (гораздо чаще говорили – «с бигудями»), и всегда готовых совершить любую пакость.

Но то ли квартирные хулиганы не тратили свое драгоценное время на журнал «Крокодил», то ли перспектива «переесть всех соседей» не казалась им такой уж скверной, только все эти карикатуры и стишки не действовали.

* * *

А что милиция? Милиция работала. Иногда доблестно, а иногда не очень. Вот фрагмент одного из докладов о деятельности московских правоохранителей:

«В отдельных случаях дело доходит до анекдотов. Работники 2-го отделения милиции, прибыв на место кражи… заявили, что вор, который обокрал эту квартиру, не из их района, и его найти будет трудно. Никаких мер к раскрытию этой кражи со стороны работников принято не было.

Вместо того, чтобы принять немедленные меры по розыску преступников, отдельные работники милиции проявляют пренебрежительное отношение к гражданам, пострадавшим от преступников. Я вот еще приведу такой факт. Бывший начальник 7-го отделения милиции, когда к нему одна из пострадавших гражданок обратилась с просьбой выслать ей поисковую собаку, ей заявил: “Может быть, вам льва дать?”».

Случалось всякое.

Кто на кого? Доносы

Криминальная ситуация коммунальных квартир, словно остреньким перчиком, была приправлена повальным доносительством. Стучали все. И ожидали, что на него стукнут, – тоже все.

Был даже такой анекдот: один коммунальный сосед рассказал другому политический анекдот, и сразу оба побежали на Лубянку, чтобы донести первому.

Постоянно ожидал ареста и писатель Юрий Либединский. Он больше всего боялся, что его возьмут неподготовленным и заспанным – ведь приезжали большей частью по ночам. Поэтому Юрий Николаевич каждый вечер садился за свой письменный стол, стоявший прямо перед окном, и до рассвета писал. «Пусть возьмут меня за работой», – говорил он.

А под окном то и дело проезжали то «черные воронки», то фургоны с надписью «Хлеб», также приспособленные для перевоза арестантов. Некоторые останавливались у его подъезда.

Но, к счастью, для писателя все обошлось – его оставили на свободе.

Интересная ротация происходила в доме Коминтерна, в том, где на первом этаже была Филипповская булочная. Высокопоставленные деятели занимали здесь роскошные квартиры с видом на улицу Горького, нынешнюю Тверскую. Время от времени за этими деятелями приезжал печально знаменитый «черный воронок» и увозил их в столь же черную неизвестность. После чего родственников арестованных переселяли в пределах того же дома, но только во двор, в тесные коммуналки.

И, конечно, типичный коммунальный донос имел своей конечной целью завладеть жилплощадью соседа. Исследователь раннесоветского быта Георгий Васильевич Андреевский приводил такой довольно характерный случай: