Приснодева повелела отшельнику, а также двум его ученикам — Матфею и Макарию основать Голгофо-Распятский скит в память Крестных страданий Спасителя: «Эта гора отныне назовется второю Голгофою; на ней будет устроена великая каменная церковь Распятия Сына Моего и Господа и учредится скит... Скит назовется Распятским, соберется к тебе множество монахов, и прославится имя Божие. Я Сама буду посещать гору и пребуду с вами вовеки».
Также Богородица открыла Иисусу, что место это — гора Голгофа на острове Анзер — станет юдолью скорби и гибели многих мучеников и исповедников.
В память об этом чудесном и одновременно страшном видении на вершине горы Иисусом был поставлен крест, на котором иеродиакон Паисий вырезал рассказ о явлении Пресвятой Богородицы и святого Елеазара Анзерского.
Мистический символизм преподобного Иисуса близок к эмоциональному богомыслию патриарха Никона, который (притом что не удостаивался Божественных видений) трудами и служением делал умозрительное видимым и осязаемым — Палестинский крест на Кий-острове, Воскресенский собор Ново-Иерусалимского монастыря.
В 1713 году архиепископ Холмогорский и Важский Варнава благословил основать на острове Анзер Голгофо-Распятский скит в честь Страстей Господних: «И мы благословляем вас... отойти жить на указанную гору... и построить на ней церковь в честь Распятия Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, Успения Пресвятой Богородицы каменные, и зватися ради оной Распятской церкви той горе Голгофой и скитом Распятским».
Известно, что для Анзерского Распятского скита Иисус составил строгий общежительный устав, согласно которому насельникам запрещалось вкушать скоромную пищу, рыбу и вино, а также не разрешалось иметь личное имущество.
Помимо общего иноческого правила полагалось ежедневно в кельях читать пять кафизм Псалтири, 500 молитв Иисусовых и делать 300 поклонов.
Женщины и отроки в скит не допускались.
К 1718 году в скиту жили 13 иноков помимо пустынников, подвизавшихся в уединенных кельях и приходивших в скит каждое воскресенье на богослужение.
В первой трети XIX века соловецкий архимандрит Досифей, комментируя Анзерский устав, писал: «Служба Божия должна отправляема быть не леностно, не скоро, но чинно, читать не торопясь, единогласно службу Божию исполнять, яко пред Самим Лицем Божиим».
Интересно обратить внимание на достаточно редкое посвящение скита и соборного храма Святым Страстям Господним, Распятию Спасителя на Кресте на горе Голгофе (известны Распятская церковь-колокольня в Александрове, середины XVI века, и Распятский монастырь в Серпухове, 1665 года).
Можно утверждать, что исполнение завета Богородицы было для преподобного Иисуса дерзанием глубоко личностным. Мы помним, что еще в Москве иерей Иоанн Иоаннович (духовник царской семьи) служил в Распятском храме (вероятно, домовом), имея особое душевное стремление к почитанию Спасительных Страстей, к состраданию и сопереживанию Им.
В святоотеческом наследии существует такой термин — «сопровождение», то есть физическое ощущение боли и страданий, которые испытывал Спаситель на Кресте, ревностная готовность следовать за Христом, которую следует воспринимать как особый дар, гениальную способность отсекать волю, искушение и страсть, но в то же время трепетать от собственного несовершенства перед Тем, кто Совершенен. Так, пророчество Пресвятой Богородицы, вне всякого сомнения, было воспринято Иисусом Анзерским со страхом и сердечным горением одновременно, потому что в этих словах — «скит назовется Распятским» — аскет услышал то, к чему стремился душой всю свою жизнь.
Путь, уготованный Иоанну Иоанновичу (Иову, Иисусу), был весьма и весьма тернист, в достатке предоставляя возможность впасть в отчаяние, в уныние ли, отказаться от задуманного, вернуться в Москву, купившись на посулы изменчивого самодержца.
Но этого не произошло.
Преподобный сделал свой выбор, найдя в неволе (ссылке на остров и насильном пострижении) проявление воли Божией, явленной именно таким образом, а посему требующей смирения и предельного самоотречения.
По сути, на Анзере сложилось уникальное иноческое сообщество, совместившее «особный» тип жития преподобного Елеазара в Троицком скиту (по крайней мере на его начальной стадии) и строгого общежития Иова (в схиме Иисуса) в Голгофо-Распятском скиту. Подвизались на острове и отшельники-анахореты, совершенно прообразуя таким образом всю полноту монашеского служения времен Древней Церкви. Однако, по мысли Иисуса, в этом не было ничего выдающегося, ибо только полностью умерев для мира (в частности, преподобный старец запретил присутствовать на его похоронах светским лицам), возможно достичь того уровня бесстрастия и самовластия, который позволит иноку хоть на шаг приблизиться к Тому, подражание Которому и составляет смысл истинной аскетической жизни.