У того же Василия Новгородского читаем: «...и принесло их к высоким горам... и свет бысть на месте том самосиянен, яко не мочи человеку исповедати. И пребыша долго время на месте том, а солнце не виде, но свет бысть многочасьтный, светлуюся паче солнца...»
Сознание человека, обретающего нежданное спасение от неминуемой гибели, воспринимает действительность преувеличенно, отчасти даже деформированно, мифологизирует ее. Например, он видит в таинственно выплывающих из непроглядного тумана или штормовой мороси пологих, заросших густым косматым лесом берегах Соловецких островов «высокие горы» и скалистые уступы, что закрывают собой небо, воздевать глаза к которому страшно и непозволительно, ибо оно и есть воплощение гнева богов.
Однако это не просто вымышленные детали местного рельефа, это символы иного, священного мира, который мореплаватель никогда не видел раньше, но предания о котором передаются из поколения в поколение, и оказавшись в котором, человек становится посвященным, могущим на равных говорить с усопшими, блуждающими в лабиринтах «священных гор».
Впрочем, вскоре возбуждение проходит, прибрежный туман рассеивается, и шторм затихает, а заболоченные низины острова возвращают странника к реальной жизни. Стало быть, необходимо создать то, что было нарисовано воображением в минуты экстатического прозрения: ведь подвижный относительно борта долбленой или каркасной лодки горизонт лишь усиливает ощущение нереальности и зыбкости сакрального.
Итак, странник, достигший островов, совершенно утрачивал ощущение устойчивости — и в смысле физическом, и в смысле ментальной устойчивости он более не был привязан к тверди, отныне имея возможность опираться лишь на символы, из которых состоит потусторонний мир и постигнуть которые можно лишь путем посвящающих практик или самой смерти.
Вслед за этнографом и фольклористом Н. Н. Виноградовым (1875—1938), заведующим Соловецким краеведческим музеем в конце 20-х годов XX века, узником СЛОНа, здесь же расстрелянным, можно предположить, что знаменитые Соловецкие лабиринты, во множестве имеющиеся на островах, «есть не что иное, как Salvo, священные горы, где живут души усопших, наслаждаясь блаженством... самый вид лабиринтов уже дает представление о хребтах каменных гор».
Стало быть, мы можем говорить о рукотворных горах, которые оказываются фактом мифологического, сакрального рельефа острова. Более того, концентрические окружности гор-лабиринтов вполне сопоставимы с Колесом времени, проходя все стадии (этапы) которого, точнее говоря, преодолевая все житейские хитросплетения, разматывая нить судьбы, что связывает непрерывные циклы человеческой жизни воедино, блуждая в бесконечных коридорах в поисках единственно правильного пути, готовящийся к переходу в потусторонний мир достигает своего внутреннего «я», где горит огонь и где совершается обряд кремации.
В частности, известно, что при проведении раскопок на лабиринтах Большого Заяцкого острова именно в центре ряда этих ритуальных сооружений были обнаружены остатки костровищ.
Соловецкие лабиринты никогда не были бытовыми захоронениями, но играли роль мистическую, становясь своего рода вратами в «резиденцию мертвых».
Также весьма интересные аллюзии вызывают островные лабиринты летом, когда вросшие в землю, плотно пригнанные друг к другу валуны, составляющие узкие проходы, покрываются зеленым мхом и травой. Если взглянуть на такое сооружение сверху, то сравнение с кроной пышного дерева напрашивается само собой, а вход в лабиринт напоминает ствол этого дерева.
И вновь возникает перекличка с традицией «верхнего», «среднего» и «нижнего» миров, центром которого является Древо жизни, а крона его символизирует мир вдохновения, творчества, свободы, видения будущего и бессмертия.
Следовательно, вполне возможно, что лабиринты, коих на Соловках насчитывается до тридцати пяти, одновременно выполняли функцию порта в потусторонний мир, а также символизировали «горние селения», кущи блаженства, явленные здесь и сейчас.
Спиралевидная лестница, уходящая в небо, и в то же время, подобно змее, извивающаяся на земле, воспринималась саамским, а впоследствии и поморским населением как двухмерная проекция «вавилона» — священной башни или горы, восхождение на которую становится итогом всей земной жизни, достижением и постижением самого себя.
В «Письмах с Дальнего Востока и Соловков» Павла Флоренского есть такие строки:
«Тут, на островах Соловецкого архипелага, существуют замечательные сооружения, называемые в археологии лабиринтами, а в народном языке “вавилонами”. Это — выполненные из камней, преимущественно валунов, величиною с голову, иногда меньше, до кулака, узорные дорожки с запутанным ходом; в одних случаях промежутки между каменными лентами идут непосредственно к центру, в других же случаях — разветвляются и приводят к тупику. Попав в центр, обыкновенно не сразу можно выбраться оттуда, и после прохождения некоторого пути приходишь на старое место».