В своей «Неугасимой лампаде» Б. Ширяев описал его так: «Он был прост и малограмотен, во хмелю большой самодур: то “жаловал” без причины, отпуская с тяжелых работ, одаривал забранными в Архангельске канадскими консервами, даже спиртом поил, то вдруг схватывал карабин и палил из окна по проходившим заключенным... Стрелял он без промаха, даже в пьяном виде... Он лично убивал одного или двух прибывших по собственному выбору. Он делал это не в силу личной жестокости, нет, он бывал скорее добродушен во хмелю. Но этими выстрелами он стремился разом нагнать страх на новоприбывших, внедрить в них сознание полной бесправности, безвыходности, пресечь в корне возможность попытки протеста, сковать их волю, установить полное автоматическое подчинение “закону соловецкому”.
Топивший в его комнатах печи уголовник Блоха рассказывал, что по ночам он сильно мучился. Засыпать мог, только будучи очень пьяным, но и заснувши, метался и кричал во сне:
— Давай сюда девять гвоздей! Под ногти, под ногти гони!
До Соловков он был помощником Саенко, знаменитого харьковского чекиста времен гражданской войны».
Эту главу мы начали с описания первого начальника Управления Соловецких Лагерей Особого Назначения (УСЛОНа) ОГПУ Александра Петровича Ногтева.
Воспоминания об этом страшном человеке также оставил бывший соловецкий заключенный, один из немногих, кому удалось бежать из СЛОНа в 1925 году, Александр Клингер: «Ногтев — видный чекист... член центрального исполнительного комитета. Он принимал активное участие в октябрьском перевороте как матрос известного крейсера “Аврора”, обстреливавшего в октябре 1917 года петроградский Зимний дворец с укрывшимся в нем Временным правительством. Помимо своей неумолимой жестокости Ногтев славится в Соловках своей непроходимой глупостью и пьяными дебошами. В самой его физиономии есть что-то безусловно зверское. В лагере его называют “Палачом”. Живет Ногтев со своей семьей в монастырском Кремле, в первом этаже “Управления северными лагерями особого назначения”».
При Ногтеве в лагере был сформирован войсковой уклад, который впоследствии постоянно видоизменялся. Заключенные делились на роты и взводы, командование над которыми осуществляли старосты, а также ротные и взводные командиры, набранные из числа заключенных чекистов и уголовников; политические же к лагерному руководству не допускались.
СЛОН состоял из шести отделений: Кремлевское, Савватиево-Исаково, Муксалма, Секирное отделение, где находился мужской штрафной изолятор (женский был устроен на Большом Заяцком острове), Анзерское отделение и Кондостров.
В свою очередь Первое (Кремлевское) отделение состояло из пятнадцати рот.
Первая рота — заключенные из числа лагерной администрации. Вторая — бывшие советские ответственные работники. Третья — заключенные из числа руководящего состава ОГПУ, следователи, милиционеры. Четвертая — музыканты Соловецкого оркестра. Пятая — пожарники Соловецкой пожарной дружины. Шестая — духовенство. Седьмая — медперсонал. Восьмая — уголовные. Девятая — рядовые чекисты. Десятая — совслужащие. Одиннадцатая рота Отрицательного элемента — карцер. Двенадцатая — рабочие, ремесленники. Тринадцатая карантинная рота. Четырнадцатая рота — особый режим. Пятнадцатая — мастеровые, лагерная обслуга.
Охрану береговой линии нес Соловецкий особый полк (СОП), рекрутированный из мобилизованных. По большей части это были красные партизаны и добровольцы Гражданской войны.
Интересные воспоминания о социальном и этническом составе заключенных оставил С. А. Мальсагов: «В лагерях Особого Назначения множество представителей гуманитарных профессий, адвокатов, литераторов, учителей, врачей, инженеров. Имеется немалое количество крестьян, рабочих, ремесленников, мелких служащих. Довольно хорошо представлены донские, кубанские, сибирские казаки и народы Кавказа. Из нерусских, являющихся советскими подданными, наиболее многочисленны на Соловках эстонцы, поляки, карелы (многие вернулись из-за границы, поверив в амнистию) и евреи. Последние преимущественно прибывают на Соловки целыми семьями за причастность к сионизму и за экономическую контрреволюцию, под которой ГПУ подразумевает все, что ему заблагорассудится. Много иностранцев, большие группы офицеров старой и новой армии, деловые люди дореволюционной России и советские нэпманы, видные представители старого режима — бюрократия и аристократия, а также духовенство».
Жизнь СЛОНа была строго регламентирована в «Положении о Соловецких Лагерях Особого Назначения Объединенного Государственного Политического Управления» от 2 октября 1924 года.
«Положение» состояло из трех отделов и 196 параграфов.
Процитируем некоторые из них.