Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I

Всему этому рекрутов учили уже после того, как они усвоят правила пешего строя («в строю держать голову и корпус прямо, грудь вперед, ноги не очень выворачивать и для шпор на два пальца не сдвигать, руки прямо и свободно опускать… в марше ноги не высоко поднимать, да и не шаркать, не стучать и не делать такого большого шага, как в пехоте, а свободно маршировать…»). Завершался курс верховой езды в полках уроками фехтования. Молодым солдатам показывали, как, сидя на лошади, наносить удары саблей, закрывая голову и тело, как отводить удар противника сзади и на скаку. Кроме того, учили заряжать пистолеты и карабины, не покидая седла, и стрелять из них («держать пистолет вольною рукою между ушей лошади»).

Затем новобранцев переводили в действующие эскадроны, и их строевое образование продолжалось там, но уже с верховой лошадью, которую каждый из них получал в свое распоряжение. Естественно, молодым солдатам не давали коней из ремонта, только что пригнанного в полк (они предназначались старослужащим). Новобранцы начинали службу на строевых лошадях, не менее двух-трех лет проходивших дрессировку на взводных, эскадронных и полковых учениях. Эти лошади хорошо знали строевые эволюции, сигналы трубы, по каким все эволюции совершались, и свое место в шеренге. Молодому гусару надо было только крепко держаться в седле и учиться перестроениям… у своего четвероногого боевого друга.

«Строевую лошадь, данную ему, любить, беречь, чистить, кормить и прибирать, обходясь с нею ласково, не кричать, не бить, против глаз стоя, не махать…» — учила «Инструкция полковничья конного полку» и требовала от офицеров «внушать солдату при том, что кавалериста как исправность службы, так и собственное сохранение живота зависит от содержания в добром состоянии лошади своей…»

Лошади, как и люди, имеют свои характеры и свои привычки. Организация службы в кавалерийском полку в начале XIX века, да и в более поздние времена, побуждала нижних чинов эти привычки изучать, приноравливаться к ним, чтобы худшие черты каким-то образом исправлять, а лучшими умело пользоваться. Лошади тоже привыкали к наездникам и иногда демонстрировали чудеса привязанности и сообразительности.

Один из гусар Лубенского полка в 1812 году во время разведки на реке Стырь попал в плен к венгерским гусарам из дивизии князя Эстергази. Венграм понравилась его лошадь, но боевой конь не отходил от своего хозяина и никому из них не давал на себя садиться: бесился и бил ногами окруживших его вражеских солдат. Тогда князь Эстергази велел пленнику сесть в седло. Исполнив это приказание, лубенец ездил несколько минут мимо своих победителей шагом, рысью и галопом, а потом понесся в карьер вон из лагеря. Часовые открыли по нему стрельбу, несколько венгров бросились в погоню, но все было напрасно. По разрушенному мосту гусар сумел перебраться через реку и вскоре явился к шефу своего полка генерал-майору А. П. Мелиссино, который щедро наградил храбреца ^{16}.

Много добрых слов написала о своей верховой лошади — жеребце черкесской породы по кличке Алкид — Н. А. Дурова. Алкид не раз выручал свою хозяйку в трудных ситуациях. Так же, как и строевой конь из Лубенского полка, он не оставил ее во время отступления, когда Н. А. Дурова заснула в поле. В другом случае Алкид ночью сам нашел дорогу к бивакам родного Польского полка и «с каким-то тихим, дружелюбным ржаньем поместился в свой ранжир, и только что успел установиться, раздалась команда: «Справа по три, марш!» ^{17}, то есть Алкид занял давно ему известное, собственное место в строю четвертого взвода лейб-эскадрона, рядовым которого была в 1807 году знаменитая «кавалерист-девица».

Впрочем, верховые лошади могли быть не только преданными и умными, но и злыми. О таком коне упоминает в своих мемуарах поэт Афанасий Афанасьевич Фет, немало лет прослуживший обер-офицером сначала в кирасирском Военного ордена, а потом в лейб-гвардии Уланском полку: «Подъездок мой (вторая строевая лошадь офицера. — А.Б.) оказался злым до чрезвычайности. Когда на другой день с полком я отправился на линейное учение, он всю дорогу до места учения горбился и, злобно ударяя передними ногами в землю, старался выбить меня из седла, а как это не удавалось, то неожиданно звякал мундштучными дужками о стремена, стараясь захватить зубами за ногу. Конечно, я принял меры, чтобы это не повторялось, но он подкарауливал малейшее ослабление поводьев. Вернулся я на нем в лагерь после горячего ученья без особых приключений…» ^{18}

Кампания 1812 года была очень тяжела для конского состава полков русской кавалерии. Лошади погибали не только в бою. Они страдали от голода и жажды вместе с солдатами, падали, изнуренные непосильными трудами во время отступления русской армии от западных границ империи до Москвы. Как отмечают некоторые военные историки, строевых лошадей в полках не расседлывали неделями.