Повседневная жизнь Пушкиногорья

Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю, патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.

«Книг, ради бога, книг!»

Очевидно, что Пушкин, два года безвылазно живший в деревне, не мог удовольствоваться тем скудным набором книг, который предоставлял ему михайловский дом, лишь изредка посещаемый семьей. Постоянную библиотеку в таком случае заводить было бы смешно. С ноября 1824 года в письмах Льву Сергеевичу из Михайловского неизменно повторяется одно и то же заклинание: «книг, ради бога, книг»^[151]. Поэт просит присылать ему и произведения крупных современных авторов, русских и зарубежных, и исторические труды, и свежие выходящие в столицах периодические издания, и поэзию. «Стихов, стихов, стихов! Conversations de Byron! Walter Scott! это пища души»^[152]. Однако, как мы уже знаем, присылка книг была делом долгим, для этого нужно было съездить в Петербург Михаилу Калашникову или появиться в Михайловском самому Льву Сергеевичу. И то и другое происходило отнюдь не регулярно. Как же обходился Пушкин? На Псковской земле ему повезло с соседями — в Тригорском была прекрасная библиотека. С. С. Гейченко поясняет: «В его распоряжении здесь было четыре библиотеки. Он собрал свою, пусть и небольшую, в Михайловском. Великолепная библиотека была в Тригорском, еще деда Осиповых-Вульф, в Петровском библиотека арапа Петра Великого, а в Святогорском монастыре древняя библиотека, которую еще легендарный Пимен, похороненный там же, где лежит Пушкин, начал собирать. <…> И это все было открыто для Пушкина. Он стал ходить в Святогорский монастырь, рыться в архиве, в библиотеке. И началась та жизнь, которая привела его к „Борису Годунову“ <…>»^[153].

На библиотеку Тригорского обратил внимание один из первых исследователей пушкинской биографии М. И. Семевский: «…В небольших старинных шкапчиках, — сообщает он в своей книге, — помещается библиотека Тригорского; новых книг не много, но зато я нашел здесь немало изданий Новиковских, довольно много книг по русской истории, некоторые библиографические редкости, старинные издания русских авторов: Сумарокова, Лукина, „Ежемесячные сочинения“ Миллера, „Российский феатр“, первое издание „Деяний Петра I“ — творение Голикова и проч. Между прочим, по этому экземпляру и именно в этой самой комнате Пушкин впервые познакомился с жизнью и деяниями монарха, историю которого, как известно, Пушкин взялся было писать в последние годы своей жизни. Но самое драгоценное украшение библиотеки села Тригорского — экземпляр альманаха „Северные цветы“ (1825–1831 годов), все песни „Евгения Онегина“ — в тех книжечках, как они впервые выходили в свет и с таким небывалым дотоле восторгом и любопытством перечитывались всею Россией; сочинения Баратынскаго, Дельвига — и все эти книги украшены надписями авторов: то „Прасковье Александровне Осиповой“, то „Алексею Николаевичу Вульфу“, с приписками: „в знак уважения“, „в знак дружбы“ и т. п.»^[154]. Хранились в библиотеке и старинные рукописи, среди них — рукописная «Святогорская повесть о чудесном явлении Богородицы на Синичьей горе» XVI века (список XVIII века), в которой рассказывается о зарождении Святогорского монастыря. Были там и древние церковные книги из храмов Воронича, и, конечно, вся западноевропейская классика: Шекспир, Байрон, Руссо, Вольтер, Гёте, Шиллер, и русские авторы XVIII столетия — Сумароков, Тредиаковский, Ломоносов, Херасков, Княжнин… Библиотека Тригорского считалась одной из богатейших в Псковской губернии.

Не только быт и обитатели Тригорского дали Пушкину живой материал для его произведений, в том числе для «Евгения Онегина», но и прочитанные здесь книги. По ним он восстанавливал историческую канву событий в «Борисе Годунове», здесь — правда, без особенного удовольствия — читал Ричардсона и вложил его в руки своей героине Татьяне. Уже позже, в середине 1830-х годов, приезжая ненадолго в Тригорское, Пушкин снова приникал к книжному собранию. Жене в 1835 году он писал: «Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу»^[155].